Вопрос: Гуру, не могли бы вы сказать, как вы относитесь к компромиссу? Из-за нашего образа жизни, полного стрессов, я иногда чувствую, что мне следует жить, никак себя не проявляя, хотя я знаю, что это не лучший вариант.

Шри Чинмой: Это очень важный вопрос. С высшей духовной точки зрения, компромисс абсолютно неверен. Если мне известно высшее, если мне известно, что для человека будет лучше всего, мне не следует идти на компромисс.

Когда две страны идут на компромисс, это просто шутка. Этот компромисс рождается из страха. Я много лет воевал с тобой, но теперь, поскольку я слаб, я говорю: «Давай больше не будем воевать!» Но сердце мое горит, и я потихоньку буду трудиться над созданием нового оружия или новой стратегии, чтобы победить тебя. Тогда завтра, когда я окрепну, я снова захочу воевать. Единственная причина, по которой я могу воздержаться от нападения на тебя, — страх, что ты создал более мощное оружие. Так что мирный компромисс, которого мы достигаем, основан лишь на взаимном страхе, а не на взаимной мудрости. В глубине души мы хотим лишь мирной передышки на несколько лет или несколько месяцев, чтобы подготовиться к будущему сражению.

Если в духовной жизни вы имеете дело с высшей божественностью в человеке, то о компромиссе не может быть и речи. Я взял на себя полную ответственность за духовный прогресс своих учеников. Каждый раз, когда я иду на компромисс и позволяю человеку поступать неправильно, я замедляю прогресс этого человека. Моя цель — как можно быстрее доставить каждого к предназначенной ему цели. Если я позволю кому-либо замедлять прогресс и поступать неправильно, то потом, когда этот человек будет в божественном сознании, он же меня обвинит. Когда он увидит, что и тот, и этот продвинулись намного дальше него, он будет чувствовать себя несчастным. Он скажет: «О Боже, они же бегали хуже меня. Теперь все они меня опередили. Почему же ты позволил мне идти на компромисс?»

Это происходит так: когда вы хотите встать утром в пять часов и медитировать, ум говорит: «О, слишком рано». В шесть часов, семь часов, даже в восемь часов ум говорит, что все еще слишком рано. Затем, когда вы, наконец, встаете в девять или десять часов, ум восклицает: «Вот глупец, уже слишком поздно медитировать! Кто тебя просил меня слушать?»

С другой стороны, ученики иногда вынуждают меня идти на компромисс. Я знаю, что человек поступает неправильно, но из сострадания или по разным другим причинам я вынужден это допускать. Тогда в действительности страдаю именно я, потому что мне приходится посадить этого человека себе на плечи и тащить его, поскольку на Учителе лежит божественная ответственность за то, чтобы каждый из его учеников бежал максимально быстро.