Ночь-Невежество и Свет-Устремление¹

Невежество — это ночь. Ночь — это невежество. Устремление — это свет. Свет — это устремление. У сегодняшнего человека есть имя: невежество. У завтрашнего человека есть новое имя: устремление. Человек послезавтрашнего дня будет носить свое настоящее имя: осознание.

Невежество нам говорит: «Бога нет! Бога нет! Никакого Бога нет!»

Устремление нам говорит: «Бог есть! Бог есть! Он здесь. Он и там. Он вездесущ».

Осознание нам говорит: «Бог есть всё; Бог повсюду. Всё есть Бог, и каждый есть Бог».

Невежество ограничивает наше скованное земными законами сознание. Устремление возвышает наше устремленное в Небеса сознание. Осознание освобождает наше одухотворенное сознание.

Что такое невежество? Что такое вдохновение? Что такое осознание? Невежество — это несовершенство в прямом смысле слова. Устремление — это наш внутренний зов к высочайшему просветлению. Осознание — это Трансцендентальная Улыбка Бога преданной голове, устремленному сердцу и достигшей отречения душе ищущего.

А что же такое сознание? Сознание — это раскрытый секрет Бога и осуществляющая жизнь человека. Сознание — это связующее звено между устремленным человечеством и озаряющей божественностью. Сознание — это связующее звено между сияющим восхождением нашей Матери-Земли и струящимся нисхождением дарующих осуществление Небес. Сознание — это связующее звено между преображением земли и абсолютным Состраданием Небес. Coзнание — это озаряющий язык, дающий нам возможность лицом к лицу говорить с Богом. Когда сознание озарено, когда оно полностью свободно и больше не привязано к земле, когда сознание стало самой Бесконечностью, человек обретает свободный доступ к Богу. Тогда он может в каждое мгновение внимать указаниям своего Внутреннего Кормчего.

В жизни устремления мы наконец начинаем понимать, что Бог — это всё и вся. Он Творец, и Он же Творение.

Уверен, многие из вас слышали или читали о выдающемся духовном деятеле по имени Свами Вивекананда. Однажды он сказал: «Кто же еще Бог, если не я сам?» Так вот, если мы думаем, что эти слова произнесло его эго, то мы ошибаемся. Право так говорить ему дало полное отождествление с Высочайшим.

Точно так же Сын Божий, великий Спаситель Христос сказал: «Я и Отец мой одно». Он сказал это благодаря сознательному, абсолютному единству, неразрывному единству со своим Внутренним Кормчим. В старину наши ведические провидцы говорили: «Brahmasmi — я есть Брахман, Абсолют». Они могли это сказать благодаря собственному высочайшему и глубочайшему осознанию. У каждого человека есть не только возможность, но и внутренняя способность осознать эту истину и стать ею. Потенциал, задатки развития есть у всех, и, когда мы пытаемся их раскрыть, наступает неизбежное, и мы достигаем высшей Цели.

Sat-Chit-Ananda: Sat означает Существование, Chit — Сознание, Ananda — Блаженство или Восторг. Существование, Сознание и Блаженство: вот высшая высота, тройственное сознание. Оттуда началось путешествие Творения; там Истина едина. Но, как только мы спускаемся на одну ступеньку, начинается песнь многообразия, потому что Бог желает осуществлять Себя в миллионах и миллиардах форм. Он хочет божественно и полно радовать Себя в бесконечных образах, видах и формах. Вот почему началось Творение.

Бог дал каждому ограниченную свободу. Но мы в повседневной жизни постоянно злоупотребляем этой ограниченной свободой. Поэтому для нас почти невозможно выпутаться из сети невежества. Во внутренней жизни нам дана бескрайняя свобода. Но мы не сознаем этой свободы, поэтому постоянно утопаем в болоте невежества.

Одна из наших Упанишад, Иша Упанишада, учит нас кое-чему значительному. В ней говорится: «Andham tamah pravishanti… «Если человек следует за невежеством, он погружается в непроглядную мглу и темноту; но он погружается в еще более глубокую мглу и темноту, если следует только за знанием». Так вот, что же понимать в этом случае под знанием? То знание, которое мы получаем от физического ума, рассуждающего, полного сомнений, обманчивого и непросветленного интеллектуального ума.

Человек, пребывающий в невежестве и темноте, прост и искренен с самим собой. Он знает, что невежествен во всем. Он говорит об этом и чувствует это в глубине своего сердца. Но люди, считающиеся образованными, постоянно сомневаются в Творении Бога, а также в себе. Они думают, что уже вышли из животного мира и слегка выше тех, кто все еще не просветлен, но они не понимают, что они делают своим физическим умом. Этим физическим умом они сомневаются, ломают и уничтожают — к несчастью, совершенно неосознанно.

Упанишады ведут нас дальше. В них говорится: «Vidyam cavidyam ca yas tad vedobhyam saha. Avidyaya mrityum tirtva vidyayamritam asnute. — «Невежество и знание должны восприниматься как единое целое». Avidyaya означает невежество, а vidyam — знание. То, что мы называем невежеством, мы в итоге обратим в человеческое устремление. Посредством человеческого устремления мы будем стараться покорить смерть, а благодаря божественному знанию мы будем наслаждаться Бессмертием.

Мы частенько встречаем атеистов — людей, не верящих в Бога. Чем они заняты? Насмехаются над нами. Они считают, что все духовные люди, искренние ищущие не от мира сего. Они думают, что мы не хотим повернуться лицом к реальности. Хочу рассказать вам случай. Ведут разговор двое друзей, один ярый атеист, а другой убежденный верующий. Атеист сказал другу: «Приятель, посмотри, что ты наделал! Из-за Бога ты оставил все: бросил семью, отказался от земных удовольствий, от всего! И это все лишь ради Бога. Вот уж впрямь великий человек!» Это был неприкрытый сарказм. Но он тут же получил ответ от товарища: «Приятель, твое величие превосходит мое. Я ради Бога бросил все, а ты настолько великий человек, что можешь жить без Него! Ты намного превзошел меня».

У семейных людей, у тех, кто хочет вести семейную жизнь и, в то же время, осознать Бога, возникает проблема. Они считают, что, когда живешь с семьей, работаешь и рассуждаешь своим земным умом, почти невозможно осознать Бога. Я лишь хочу сказать, что им надо изменить отношение к жизни. Им нужно стараться видеть божественность в человечестве.

Предположим, вы думаете, что отец чинит вам помехи, что у него нет мудрости. Вы не хотите его слушать. Он ваш физический отец, но вам надо попытаться увидеть в нем живое Присутствие Бога, вашего внутреннего Отца. Внешний отец может быть совершенно невежественным, но внутренний Отец полон Знания и Мудрости. Ваша человеческая мать с ее физической жизнью, ее физическим умом может быть абсолютно невежественной, но попробуйте увидеть в ней Богиню. Попытайтесь почувствовать в ней Присутствие Бога. Старайтесь увидеть в своей жене божественную красоту, которая вдохновляет вас идти к совершенству. Старайтесь увидеть в своем сыне или дочери маленького божественного ребенка, Бога — Вечного Ребенка. Если вы вот так сможете видеть божественное в человеческом, вам не придется удаляться в Гималайские пещеры, не придется бросать семью и ради осознания Бога подниматься на вершину Эвереста.

Мы все знакомы с невежеством. Мы все плаваем в море невежества. Знание — вот что нам нужно. Но что есть знание? Если мы углубимся в себя, то поймем, что то, что мы называем знанием, земным знанием, — это наша сила, подчиняющаяся и томящаяся по новой жизни и свету. Каждый день, каждую секунду к нам приходят новая жизнь и новый свет. Потом мы продвигаемся немного дальше и входим в царство мудрости. Мудрость — это наша просветляющая и осуществляющая сила, сила воли, сила души для вечной Жизни и Света.

Мудрость бывает двух видов: человеческая мудрость и божественная мудрость. Любовь к Богу — это начало человеческой мудрости. Сознательное отречение перед Волей Бога — это заря божественной мудрости. Когда одухотворенно пробуждается божественная мудрость, забытой сутью человека становится Бог, а осуществляющей реальностью Бога становится человек.

Высшее, высшее, высшее достижение²

Я уже несколько раз говорил, что за эти Празднования самым значительным достижением у нас стало выступление группы Кайлаша. Они уже спели около восьмисот песен. Как я от них отстаю! Я известен как певец и музыкант, но разве я спою в этой инкарнации тысячу песен по памяти? Нет! В Индии я мог спеть триста песен. Как же замечательно группа Кайлаша спела восемьсот песен! Им предстоит спеть еще двести. Это высшее, высшее, высшее достижение за эти Празднования!

Да здравствует Кайлаш, лидер группы! Да здравствуют все члены этой группы! Они учат песни тысячами. Может быть, они не смогут выучить все мои песни в этой жизни. Но ведь можно начать снова в следующей!

Все эти песни — мои творения. В саду бывают совсем-совсем маленькие побеги, а бывают и огромные деревья. Иногда нам приносят огромную радость маленькие побеги. Маленькие, в две строки песни — как крохотные росточки. Они крошечные, но очень красивые, очень одухотворенные и так радуют мою душу и сердце.

Группа Кайлаша справилась! Также и другие, выучившие несколько сот песен, как, например, детская группа, заслуживают моей очень особой благодарности. Дети, которые поют здесь каждый день, ученики, выступающие в Европе, и другие, выучившие много-много песен, заслуживают от меня особенной гордости и благодарности. Пение — неотъемлемая часть моей жизни.

Петь, одухотворенно петь может каждый. Ваше одухотворенное сознание, несомненно, несомненно, поможет вам в духовной жизни. Вам не обязательно правильно вести мелодию, если вы не певец. Если вы только чувствуете красоту, мелодичность и аромат моих песен, вы непременно будете совершать прогресс.

Интенсивность в медитации³

Когда некоторые ученики хорошо медитируют, они чувствуют интенсивность в сердце. У других может возникнуть что-то типа самодовольной уверенности, но это не настоящая духовная уверенность. А у тех, кто в первой группе, когда они хорошо медитируют, в сердце появляется невероятная интенсивность.
Если добавить интенсивность к преданности, это очень-очень сильно поможет.

Пловцы, переплывающие Ла-Манш, работайте над скоростью!⁴

Вот мое пожелание к пловцам, переплывающим пролив Ла-Манш: работать над скоростью, скоростью, скоростью. Я советую всем моим ученикам-пловцам проводить тренировки на скорость! Чем меньше времени вы проведете в воде, тем лучше.

Тренировки над скоростью вырабатывают выносливость. Выносливость предполагает не только плавание на длинные дистанции. Бывает выносливость и другого рода. Если снова и снова проводить тренировки на скорость, это само по себе дает вам выносливость.

Некоторые люди думают, что выносливость принесет бег на десять миль. Это один взгляд. Другой взгляд заключается в том, что если снова, снова и снова бегать стометровку, это будет очень полезно для выносливости. Наш знаменитый чемпион Эмиль Затопек бегал на 400 метров снова, снова и снова. После этого он показывал чудеса на длинной дистанции! Он тренировал скорость на дистанции в 400 метров.

Очень многие люди, пытавшиеся переплыть Ла-Манш, говорили мне: «Изменилось течение». Но зачем они этого дожидались? Они могли бы переплыть пролив до того, как оно изменилось!

Тренировка на скорость просто необходима. Если концентрироваться на скорости, это вам несказанно поможет, даже если вы будете тренироваться только на шесть миль, а не на десять.

Ла-Манш переплыл один семидесятилетний человек. Я поднимал его 13 ноября. Он был глубоко тронут и провел с нами на фанкшене долгое время, потому что ценил общество таких духовных людей! Он сказал, что ему было нужно именно это.

Увидела аватара⁵

Один ученик сказал мне, что хочет стать плотником. В ашраме Шри Ауробиндо мы работали в кустарных мастерских. Там производили все на свете. Там делали даже сладости, и нам приходилось изредка их завертывать. Моей третьей работой было плотничать. Это было моим бескорыстным служением. Увы, в первый же день мне поручили изготовить графитный карандаш. У меня ушло на это много часов, но так ни к чему и не привело!

Хозяин-управляющий наших мастерских был таким добрым и душевным человеком. Он увидел мои способности и дал мне работу контролера! Я должен был наблюдать за тем, как переплетаются старые книги. Я был немного старше работника. Он работал, а я сидел на стульчике, просто смотрел на него и наблюдал за тем, что он делает. Я лишь наблюдал за ним. Управляющий сказал, что мне не надо ничему учиться!

Этот добрый начальник даже сделал следующий шаг. Он сказал: «Если тебе захочется читать, читай. Сколько же можно просто смотреть?» Это было огромным облегчением! Я начал читать и изредка посматривал на него, а он очень преданно работал. Ну, где еще найдешь такого начальника!

Уверен, вы слышали мою знаменитую историю про это место. В ашрам приехала женщина из Калькутты, желавшая поселиться в нем навсегда. У нее было видение — она видела Аватара, и в этих кустарных мастерских она нашла меня. Метрах в двадцати от того самого места, где я работал, произошел такой случай.

Мой брат и управляющий мастерскими были очень близкими друзьями. Несколько лет тому назад, когда я был в Америке, управляющему захотелось почитать мои работы. Мой брат был так горд! Он пошел за книгами для своего друга.

В те дни мы в конце каждой моей книги печатали мою Трансцендентальную фотографию. Мой брат дал своему другу книгу. Тут мимо проходила эта женщина, увидела фотографию и остолбенела! Она воскликнула: «Кто это? Кто?»

Управляющий ответил: «Это младший брат Читты, Чинмой, он здесь работал». И она опять очень внимательно посмотрела на фотографию, потом сказала: «Это тот самый Аватар! Именно это лицо мне показал Шри Ауробиндо!»

Однажды вечером пятью годами раньше в Калькутте она все взывала и взывала перед своим алтарем, где у нее стояли фотографии Шри Ауробиндо и Матери. В это время она еще не была членом ашрама Шри Ауробиндо, но уже была ученицей. Она говорила: «Я не увидела Шри Рамакришну, который был Аватаром, и я не увидела тебя». Она не могла видеть Шри Рамакришну, потому что он умер еще до ее рождения. И она не видела на физическом плане Шри Ауробиндо, потому что он оставил тело в 1950 году. Не переставая взывать, она говорила: «Я хочу увидеть Аватара! Я упустила Шри Рамакришну, и я упустила тебя!»
Она рассказывала, что, когда она молилась, Шри Ауробиндо с фотографии велел ей взглянуть на небо. Тогда она посмотрела на небо и увидела там мою Трансцендентальную фотографию. Она вся была в сиянии. Но она не знала моего имени. Шри Ауробиндо сказал только: «Смотри туда», и она посмотрела в небо и увидела мою Трансцендентальную фотографию. Ее это так взволновало! И с тех пор она все время думала об увиденном, потому что почувствовала, что Шри Ауробиндо показал ей Аватара. Она взывала о том, чтобы увидеть этого человека в физическом теле. Когда она увидела мою Трансцендентальную фотографию в книге, она пришла в такой восторг!

Эта женщина приходила к нам домой и разговаривала с моей сестрой. Она стала для нашей семьи очень близким человеком. Еще она два месяца тому назад написала мне: «Я ничего от вас не жду, вот если бы вы только взяли на себя труд прочитать мое письмо».

Когда я приехал в ашрам, эта женщина распростерлась у моих стоп в ожидании благословения, ведь она сказала, что я Аватар. Но моя Трансцендентальная фотография не так уж похожа на меня! Когда я в обычном сознании, я выгляжу совершенно по-другому. На Трансцендентальной же фотографии я снят в своей высочайшей высоте. Но после того как она увидела мою Трансцендентальную фотографию, ей не составило труда узнать меня! Когда она пришла повидать меня, я шутил с моими сестрами и друзьями, но, несмотря на это, она перед всеми распростерлась у моих стоп и стала рассказывать свою историю. Моя сестра упрашивала не описывать этого, потому что здесь были друзья, но ее это не смутило.

Когда она встретилась со мной в последний раз, она поведала нам ещё кое-что. Она сказала, что видела, как моя Трансцендентальная фотография слилась с изображением Шри Кришны, и я исчез. Затем Шри Кришна вошел в мою Трансцендентальную фотографию и исчез. Она сказала, что Шри Кришна и я — единое целое.

Мой рассказ начался с графитного карандаша! Один ученик сказал, что хочет стать плотником. Моя плотницкая работа продолжалась четыре-пять часов, после чего мягкосердечный начальник увидел, на что я гожусь.

Эта женщина и ее муж держат ресторан в ашраме. Года три-четыре тому назад в их ресторан зашли два моих ученика-индийца. Они случайно принесли с собой книгу с одной из моих фотографий. Когда ее муж увидел книгу, он сразу же сказал: «О, он Гуру моей жены! Пожалуйста, пожалуйста, приходите сегодня вечером!» Они пришли вечером, и жена вновь начала рассказывать свою историю.

Несравненные сокровища человечества⁶

В Индонезии у меня было высочайшее, высочайшее переживание Господа Будды. В Боробудуре пересеклись пять религий. Эти реальности — несравненные сокровища человечества.

Нельзя ко всем подходить одинаково⁷

Я буду благодарен любому, кто возьмет на себя заботу об одном особенном человеке, пришедшем на наш путь. Я испытываю к нему такую любовь, нежность и заботу. В этом будет любовь моих учеников ко мне. Когда я прошу их относиться к кому-то особым образом, то, если их любовь безусловна, они передадут эту безусловную любовь человеку, которого я называю.

Подходить ко всем одинаково нельзя. Если все должны быть одного роста, тогда кому-то придется отрубить голову, а кому-то вытянуть ее повыше, чтобы все уравнялись. А делать такое мы не можем! К этому ученику надо относиться с особенной заботой. Я в самом деле хочу, чтобы мои ученики без условий заботились о нем. В этом будет их служение мне. У некоторых учеников есть сила денег и сила сердца. Сколько же людей они спасают силой денег и силой сердца! И вот так же я хочу, чтобы мои ученики уделяли особое внимание этому человеку. С некоторыми людьми не надо быть строгими.

Мать в ашраме была очень строгой. Когда люди получали определенную работу, даже мои братья и сестры, то оставались на этом месте по тридцать-сорок лет. Один работал в пекарне, другой в прачечной, кто-то в ткацком отделении, кто-то в саду.

Для Шри Чинмоя все было совершенно по-другому. Обычно поменять работу было очень трудно, но я поработал в семи или восьми отделах. Я начал с электрика, и это длилось, кажется, два года. Затем я работал в мастерских, где вручную делали и красили бумагу, а потом на производстве кокосового масла. Дальше я плотничал, после чего отправился на мытье посуды. Мне очень нравилась эта работа! После этого я работал в библиотеке.
Каждый раз я говорил Матери:

— Мне не нравится эта работа.

Тогда Мать говорила:

— У тебя есть жалобы?

Я отвечал:

— Жалоб нет, мне просто не нравится.

Для меня Мать делала исключение. Всем другим было невероятно трудно поменять работу. Я же сменил семь или восемь мест. Каждые два года или полгода я менял работу.

Больше всего я любил мыть посуду, потому что там я ни за что не отвечал. Но работать там долго мне не пришлось, потому что меня там пару раз увидел секретарь ашрама, и ему не понравилось, что я занимаюсь мытьем посуды. Он хотел, чтобы я был его секретарем. Став секретарем Нолини, я потерял всю свою свободу! Раньше я жил бродягой: работал часа три-четыре, а потом уходил. Но когда я работал для Нолини, то начинал с утра и трудился целый день. Я света белого не видел! Ночью я уходил в зал для медитации, а в полдесятого он мог написать письмо, и мне нужно было бежать. Улетучилась вся моя свобода!

До этого, когда я работал в тех семи-восьми отделах и работа мне не нравилась, Мать говорила:

— Хорошо, хорошо, хорошо.

Я никогда не жаловался на начальников. Они были такими добрыми, такими добрыми. Они никогда не спрашивали с меня работу. Но я был исключением. Если я не мог выполнить какую-то работу, они говорили:

— Ладно-ладно, просто приходи и будь здесь. Приходи и сиди.

Работали другие рабочие, а моя работа заключалась только в том, чтобы наблюдать за ними и читать книги. Я читал «Савитри» Шри Ауробиндо и только изредка поднимал глаза проверить, работают ли люди.

Я избаловался. Ко мне было очень особое отношение. Одинаковых людей не бывает! Из моих учеников, из шести тысяч человек я также прошу особого отношения только к очень немногим. Нет правил без исключений. Если из нескольких тысяч человек Учитель хочет вести двух-трех особым образом, разве другие ученики не должны прийти к нему на помощь?

Один начальник не мог поверить, что я не хочу у него работать. Он был таким крупным человеком! Он привел меня к себе домой и сказал:

— Ты на меня нажаловался!

Я сказал:

— Нет, я не жаловался.

— Ну, раз ты меня бросил, я тебя накажу.

Он усадил меня и поставил передо мной так много еды! Его жена и дети очень меня любили. Начальник, приступая к еде, сказал:

— Теперь вот ешь! Раз ты не хочешь больше у меня работать, получай наказание.

Вот какая была у него любовь ко мне!

Другой начальник, мой второй начальник, приехал из Читтагона. Он был старше меня лет на восемнадцать или больше. После моего отъезда в Америку я возвращался в Пондичерри несколько раз. В один приезд я разговаривал с моими сестрами, братьями и несколькими друзьями. Они все пришли повидать меня, и мы все говорили и говорили. Потом с цветами пришел этот бывший начальник. Я, как всегда при разговоре, сидел в расслабленной позе. Начальник подошел ко мне и положил цветы у моих стоп! Все так удивились.

Я сказал:

— Что вы делаете?

Положив цветы к моим стопам, он посмотрел на меня, потом сказал моим братьям и сестрам:

— Вы не знаете, кто он. Я же вижу — я знаю, кто он.

Он сказал, что я великий йог. Таким вот был мой второй начальник!

Первый начальник был так добр ко мне! Однажды он взял меня за руки и сказал:

— Я каждый день молюсь, чтобы ты получил Нобелевскую премию. Ты должен получить Нобелевскую премию!

Он каждый вечер молился, чтобы я получил Нобелевскую премию! Сейчас он на Небесах. Таким был мой первый начальник.

Я рассказывал вам и о моем третьем начальнике. Каким он был душевным человеком! Именно на рабочем месте у него та женщина провозгласила, что я Аватар.

Я опять возвращаюсь к тому же. Нельзя ко всем относиться одинаково. Отношение к тысячам людей может быть одно, а к некоторым — другое.

В ашраме Шри Ауробиндо было две тысячи членов и много служащих. Почему из двух тысяч людей Мать выбрала медитировать в комнате Шри Ауробиндо меня? Выбрала меня одного. Меня пригласили приходить, и не раз в месяц, а каждый день, в шесть часов утра. Мне показали, как открывать двери, и я стал медитировать. Отчего ко мне так относились? Я медитировал прямо перед дверями Шри Ауробиндо. Иногда сзади меня стояла Мать, и я выпрямлял позвоночник еще больше! После этого она смотрела на меня и одаривала улыбкой.

Нельзя ко всем относиться одинаково. В моей семье все меня так баловали. Со мной они никогда не были строгими.

Улыбки Учителя⁸

Когда появляется возможность, ею нужно пользоваться в полной мере. Бог только знает, вернусь ли я в Китай в этой жизни еще раз. В ближайшие три-четыре года я пока не вижу возможности вернуться. Вот почему мы пытаемся дать как можно больше.

Вам точно так же нужно чувствовать, что, если у вас появляется возможность побыть в Рождественском путешествии чуть дольше, надо ею пользоваться. Я не хочу, чтобы пострадало ваше Божественное предприятие, но за две-три недели вашего отсутствия оно не развалится. Опыты, которые вы переживаете, и радость, которую получаете здесь, оставаясь хотя бы на день дольше, сохраняются у вас в сердце. Тогда растет ваша любовь ко мне. Сердце вам говорит: «Мой Гуру так много рассказывает, чтобы доставить мне радость. Во всем этом — его любовь ко мне». Что, наконец, важнее: бизнес или присутствие Учителя? Когда вы принимаете духовную жизнь, улыбки Учителя, даже нагоняи Учителя — это все благословения, благословения.

Когда я жил в ашраме Шри Ауробиндо, Мать возили в машине. Однажды я проходил по какой-то улице. Я не знал, что там окажется Мать. Она проехала в машине и, неожиданно увидев меня, слегка улыбнулась. Это улыбающееся лицо было таким живым в моем сердце две недели! Я не мог поверить, что она проехала рядом. Это было так неожиданно, и я уверен, она не думала, что увидит меня. Но когда она меня увидела, она улыбнулась мне такой улыбкой, которая жила в моем сердце две недели! От одной мимолетной улыбки Матери намного возрастала наша любовь к ней. Вот какое воздействие оказывала улыбка Матери.

С другой стороны, она проявила свою любовь, когда отругала меня и дала мне нежную пощечину! За что? Мать не хотела, чтобы ученики ходили в другие духовные Центры, а я однажды пошел. Я притворился, что получил от нее разрешение.

Я должен был являться Матери каждый день. Рано утром после моего приключения настало мое время. Мой начальник Нолини сказал:

— Мать тебя ждет!

Все трепетали от страха. Мать дала мне нежную пощечину и сказала:

— Когда это я тебе разрешала?

Но ведь она дала мне нежную пощечину из любви! Я помнил эту пощечину три месяца, потому что знал, что она дала мне ее из любви. Это было совсем не похоже на то, как обычная мать выходит из себя и кричит: «Ах ты, негодный!» Мать сказала, что я поступил неправильно, но она была полна любви, когда давала мне пощечину. Я помню эту любовь. Она сделала это не из гнева. Я почувствовал, что, спрашивая, почему я это сделал, она этой пощечиной вливала в меня столько нежной любви.

Поселившись в ашраме, я года два или даже дольше приходил к Матери по три, а то и по четыре раза на дню, три раза уж непременно. Каждый раз, когда я приходил, в глазах Божественной Матери я видел глаза моей физической матери. Я два года видел глаза моей физической матери в глазах Божественной Матери. Когда умирала моя физическая мать, она мне сказала: «Иди, иди — иди к Божественной Матери». Божественная Мать показывала маленькому мальчику: «Я твоя мама».

Вот так небольшое проявление нежности живет долго! Но некоторые люди, сколько им ни давай, хотят все больше и больше. Чем больше им дают, тем больше они требуют. Даже если их духовный Учитель благословлял их пять минут, а потом посмотрел на другого ученика пять секунд — все пропало! Даже если Учитель вливает и вливает в ученика свои благословения, этот ученик может почувствовать, что Учитель смотрел на второго с большей силой. Тогда все внутреннее богатство первого ученика улетучивается.

Но мои некоторые ученики, даже если я не смотрю на них по пять дней, не расстраиваются, потому что их сердца так глубоко во мне. Их сердца вот здесь, внутри моего сердца, так что их никак не огорчит, если я посмотрю на кого-то другого пять минут. Они скажут: «Гуру дает мне все, что мне нужно, я это знаю». Вот как сильно они меня любят и как сильно в меня верят!

Я дал вам лекарство⁹

Я сказал, что вторник — это день для того, чтобы победить зависть2. Как победить зависть? Я дал вам лекарство. Надо принимать его всего раз в неделю. Раз в неделю можно молить Бога обуздать вашу зависть. Сколько времени займет молитва Богу о преодолении зависти? Доктор дает лекарство и велит принимать его раз в неделю. В один день принимаем лекарство от гордыни, в другой день от зависти, и так далее — раз в неделю от каждого небожественного качества.

Есть ученики, повторяющие эти молитвы с абсолютной преданностью. Они еще не преодолели все свои слабости, но они принимают лекарство. Я знаю, что они это делают. Время от времени я их спрашиваю. Они сразу отвечают, что делают это, и я во внутреннем мире знаю, что они это делают.

Иногда, чтобы вылечиться, приходится принимать лекарство длительное время. Но если этого не делать, как тут излечишься?

Если ежедневно не делать зарядку, не принимать душ, не чистить зубы, что произойдет? Если не чистить зубы каждый день, зубной врач скажет: «Как же я тебя вылечу?» Это будет безнадежно!

Если мы точно так же ежедневно не молимся, мы слабеем, слабеем, слабеем. Если я не буду тренироваться каждый день, то физически ослабну. Если не делать необходимого, разве мне не придется страдать от последствий? Мучиться придется мне, а не кому-то другому. Родители нас учили: «Прими душ, почисти зубы». Они, как врач, заботились о нашей гигиене. Мы делаем все то, чему научились от родителей.

Когда в нашей жизни появляется духовный Учитель, он рассказывает нам обо всем, что надо делать ежедневно. Мы знаем, что это хорошо, но если мы этим пренебрегаем и пренебрегаем, то становимся слабыми. Духовные Учителя всегда страдают, если их ученики не следуют духовной дисциплине. Что может поделать Учитель, если ученики не следуют духовной дисциплине?

Хотя бы одна моя книга¹⁰

Бог приходит к нам такими разными путями, помогая через Учителя. Жизнь — это дисциплина! Возьмем чтение. Если вы можете читать хотя бы одну мою книгу, вашу любимую из более чем тысячи моих книг — читайте ее одну! Пусть эта книга станет вашей Библией или «Бхагавад-Гитой». Если вы не хотите читать никакую другую книгу, читайте и перечитывайте эту.

Мне не нужно читать свои книги, ведь я их написал! Но я провожу самое малое два часа в день, читая то одну, то другую книгу. Я держу возле себя семь-восемь книг или даже больше. Когда одна книга привлекает мое внимание, я читаю из нее. Потом я читаю выдержки из другой книги. В моей второй комнате там и сям, на столе и в других местах лежат не меньше шести-семи книг. Что касается меня, я книги читаю. Если же я, с другой стороны, не прочитаю ни одной книги, с моей духовностью ничего не случится!

Здесь много людей, которые читают по семь-восемь часов в день. Они читают и учатся. Но когда я возьму почитать одну духовную книгу, хотя бы одну страницу, то получаю так много радости! А некоторые книги я читаю ежедневно. Так я читаю «Бхагавад-Гиту». У меня есть не меньше двадцати разных изданий «Бхагавад-Гиты» на английском и бенгальском. Многие писали о «Бхагавад-Гите». Я тоже о ней написал3, но я читаю книги и других авторов.

Некоторые я выбрал для ежедневного чтения. В это Рождественское путешествие я привез с собой почитать три «Бхагавад-Гиты» — не одну, а целых три. Я чувствую радость, читая о Господе Кришне.

Здесь есть ученики, читающие мои книги! Они цитируют то оттуда, то отсюда, из моей книги «Эверест-Устремление», из одной книги, из другой. Некоторые ученики в Нью-Йорке так много работают. Где только они находят время читать? Они всегда приводят цитаты и отсюда, и оттуда. Для одного ученика «Эверест-Устремление» — прямо-таки Библия. Есть немало учеников, которым «Эверест-Устремление» нравится больше всех остальных моих книг.

Некоторые ученики говорили мне в разные годы, что иногда им были нужны ответы на определенные вопросы. У них было немало моих книг, но они не знали, в какой конкретно книге искать ответ на свой вопрос. Они выбирали книгу, не думая найти в ней ответ. В тот момент они не искали ответа на свой вопрос. Потом они открывали страницу и обнаруживали там ответ! Один Бог знает, почему они выбрали эту книгу, когда книг у них так много. Из всех этих книг они выбирали нужную книгу. Мало того: стоило им открыть книгу, как они получали ответ. Им не пришлось читать по двадцать-тридцать страниц.

Почему? Потому что им очень нужно было получить ответ! Вот почему они выбирали нужную книгу, и не только нужную книгу, но даже нужную страницу.

Очерки и почерки¹¹

Говорю со всей искренностью! В ашраме Шри Ауробиндо я много читал. Я прочел все книги Шри Ауробиндо. Некоторые я перечитывал по много, много, много раз. Двухтомник назывался «Собрание стихотворений». Сколько раз я его читал, и как много там стихов! Две книги были трудны для понимания, потому что основывались на греческой мифологии. Но это были книги Шри Ауробиндо, и я прочитал их из чувства преданности.

Когда я начал читать «Савитри», я не понимал значения сотен слов. Я их выписывал, а потом находил их значение. Однако значение может оказаться совершенно другим, если не понять глубинного смысла. Даже у знатоков были разные толкования. Возьмем английское слово “close”. Некто перевел или истолковал его таким образом: «Дверь Вечности закрыта». Вот так тот человек понял смысл слов, написанных Шри Ауробиндо. Но кто-то другой поймет значение таким образом: «Дверь Вечности совсем близко». Вот так знатоки! Один говорит, что дверь Вечности совершенно зарыта; другой говорит, что дверь Вечности очень близко. Выбирайте, что вам по вкусу!

Благодаря чтению «Савитри» я узнал смысл буквально сотен слов. «Савитри» помогла мне приобрести очень хороший лексический запас.

В особенности мне нравились два стихотворения. Одно было «Приглашение», а другое «Кто». Эти два стихотворения Шри Ауробиндо по-настоящему бессмертны. Я читал их наизусть раз пятьсот, если не больше. Я декламировал их дома на свой лад, во весь голос. Эти два стихотворения приносили мне такую радость! И есть множество других.

Последние тридцать-сорок стихотворений Шри Ауробиндо так прекрасны! После них Шри Ауробиндо уже ничего не писал.

На мой день рождения Мать иногда что-нибудь мне дарила. На один мой день рождения она подарила мне книгу Шри Ауробиндо и подписала ее. Она была очень счастлива, вручив мне эту книгу. Я тоже чувствовал себя счастливым. Потом она мне сказала:

— Как ты находишь почерк Шри Ауробиндо?

Написанное рукой Шри Ауробиндо стихотворение было на одной стороне, а отпечатанное — на другой. Мать сказала, чтобы сначала я читал стихи, написанные от руки, а отпечатанную версию на другой стороне мне можно прочесть, только если я не смогу разобрать почерк. Я смог прочитать большую часть стихов, но, когда у меня возникали проблемы, я заглядывал в печатную версию. Я сдержал свое обещание!

У Нолини был превосходный почерк. Но в то время, когда я работал у него секретарем, ему было за шестьдесят пять или семьдесят, и из его пера извергался Ганг! Проверяя мои переводы, даже когда его статьи были по семь-восемь страниц, он местами заменял слова. Мне приходилось ходить к нему, если я не мог разобрать хотя бы одно слово. Позже я стал понимать, что он имел в виду, и исправления уже не требовались.

Почерк меняется! Я не исключение. В Индии у меня был хороший почерк. В Америке я тоже начал с хорошего почерка. Он продержался у меня лет пять. Сейчас это другое дело!

Преданность становится магнитом¹²

Однажды Нолини дал мне штук двести писем Шри Ауробиндо на бенгальском. Мне надо было отобрать из них шестьдесят-семьдесят и перевести на английский. Это было очень трудным делом! Ведь во мне жила преданность. Как тут выбирать? Когда чувствуешь преданность, это становится трудной задачей, потому что не знаешь, какие выбрать. Если преданности нет, просто работаешь умом и сразу решаешь: это подойдет, а это не совсем. Но подходить к делу сердцем, становится так трудно выбирать. Какое письмо по мерке сердца не подойдет? Преданность магнитом тянется ко всем двумстам письмам! Но я должен был выбрать семьдесят, и преданность боролась с реальностью.

Я выполнил задание, и эта подборка вышла в журнале. Когда она вышла отдельной книгой, в ней было примечание: «Перевод с бенгальского». Они не упомянули имени переводчика! Потом лет шесть-семь каждый месяц моя работа состояла в том, чтобы делать переводы книг Нолини с бенгальского на английский.

Если в человеке живет преданность, она становится магнитом. Любовь может выбирать, но преданности очень трудно выбрать одно и отбросить другое.

Отречение, отречение, отречение¹³

Перед Волей Бога нужно отрекаться, отрекаться, отрекаться. Сколько раз Бог излечивал учеников от серьезных, серьезных болезней! Иногда доктора предрекают, что пациенту осталось жить два дня, три дня, одну неделю, иногда дают две недели. Да вот всего месяц тому назад был такой серьезный, крайне серьезный случай. Бог задействовал меня. Бог довольно часто действует через меня. Вам известны всего несколько случаев, об остальных вы и представления не имеете. В сотнях случаев Бог хочет, чтобы я был Его инструментом в спасении людей от смерти.

Бог сотворил болезнь. Если не Бог ее сотворил, то кто же? Кто-то же сотворил болезнь, раз было сотворено все существующее. Я не смог помочь только в двух-трех случаях, когда смерть от очень серьезной болезни была неизбежной. А недавно Бог захотел, чтобы я успешно помог более чем в пятнадцати случаях. Даже в этом зале есть три человека, которым я по желанию Бога оказал эту услугу. Они умерли бы максимум через полгода, но Бог использовал меня. Пациенты сами знают об этом. Счет шел на месяцы или даже недели.

Я шучу с вами, потому что вы мои духовные дети. Я так часто шучу с моими духовными детьми. А Бог шутит со мной бесконечно больше, чем я с вами! Но я возлагаю свои переживания за вас к Стопам Бога. Он — Древо. Когда я возлагаю свои переживания к подножию Древа, я делаю это с большой радостью и, к тому же, без условий. Сердце разрывается, но внутреннее существо — божественность — полностью отрекается перед Волей Бога.

Опять же, вам известны лишь несколько случаев. Вы и представления не имеете о двадцати-тридцати случаях заболевания раком, включая рак мозга. Я послужил Богу инструментом. В двух-трех случаях он меня не использовал. На все Его Воля, Его Воля. Мы ничего не можем сделать сами — мы полностью отрекаемся перед Волей Бога.

Иногда мы говорим Богу о тех, у кого серьезные заболевания:

— Я знаю ее, я знаю его; я переживаю за них.

Тогда Бог говорит:

— А кто сотворил этих людей? Это ты их сотворил?

Тут приходится сказать:

— Нет, извини — их сотворил не я.

Бог нам говорит, что мы, каждый из нас, для Него дороже дорогого. Здесь, на земле, кто-то проведет с нами сколько-то лет, а затем его душа отойдет. Но кто сотворил душу? Душу сотворил Бог. Эта душа пришла к нам в облике приязни, любви и нежности.

Мы дарим нежность и любовь собакам и кошкам, и эти животные тоже дарят нам свою нежность и приязнь. Мы не понимаем их языка, но наше сердце их понимает и с легкостью воспринимает их чувства. Когда они на нас смотрят, мы сразу же чувствуем, что они хотят сказать. Приязнь, нежность и любовь, которые мы дарим этим маленьким животным, а они нам, делают нас духовно богаче.

Многие люди не умеют проявлять настоящую приязнь, любовь и нежность. У них нет доброты или не развито сердце. Если мы способны дарить людям нежную заботу и любовь, это потому, что этими божественными качествами нас наделяет Бог. К тому же, когда землю оставляют наши родные, Бог из Своего бесконечного Сострадания через несколько месяцев или через год забирает у нас невыносимую боль утраты. Тогда наши страдания исчезают.

Все будут терять родных — родителей, братьев, сестер, всех. В моей жизни они ушли один за другим. Как сильно я переживал! Но Бог три раза давал мне возможность продлевать жизнь моего брата Читты и четыре раза — жизнь моей сестры. Он давал мне такую возможность. Но когда Бог этого не хочет, что тут поделаешь? В случае с Читтой мне нужна была внешняя связь. Я знал, что с братом случилось что-то неладное. Из Нью-Йорка я звонил к нам домой, но телефон не работал. Я звонил в больницу, но и там обе линии не работали. Я ничего не мог поделать! За одиннадцать часов он ушел, мой любимый брат Читта. Моя сестра Лили тоже ушла. Бог дал мне возможность послужить им в продлении жизни. Но через некоторое время тот же Бог не захотел больше оставлять их здесь, на земле.

Отречение, отречение, отречение! Нужно отрекаться перед Волей Бога, с охотой ли или неохотно. Если мы делаем это с охотой, мы совершаем огромный прогресс, огромный. Если делать это без охоты, то мы не совершаем прогресса, а без малого противостоим Воле Бога. Перед Волей Бога надо отрекаться с радостью, с самоотдачей и без условий. Собственно, надо понимать, что не мы же сотворили своих родных. Их сотворил Бог. У Творца всегда бесконечно больше Нежности, Любви и Заботы о Творении, чем у кого угодно другого. Наши близкие достаются нам на десять, двадцать, тридцать или сорок лет. Потом они уходят, и мы тоже уйдем.

Мы вместе проводим пятьдесят, шестьдесят или сто лет, точно назначенного времени нет. А если мы очень близки, значит, мы встретимся в мире души.

Тогда снова может возникнуть проблема. Мы члены одной семьи, но один человек в семье по своим достоинствам, по добрым делам может оказаться гораздо выше развитым духовно. В семье может быть четверо, пятеро или шестеро человек, но нет никаких гарантий, что они будут вместе и на Небесах. В некоторых случаях они оказываются вместе, потому что очень близки друг другу. В других случаях брат будет на одном плане сознания, а сестра будет где-то еще. Так уж получается. Мы не можем сказать, что все пять-шесть членов семьи будут на Небесах вместе — нет-нет-нет! Все зависит от их уровня.

Если уровень у них один, они будут вместе. Если же это не так, если между одним человеком и другим есть большое несоответствие в уровнях, они смогут приходить и навещать друг друга. Они смогут приходить и навещать, как это делают дальние родственники, но будут обитать на разных планах.

Ничто не сравнится с сари¹⁴

Когда ученицы надевают сари, сразу видна разница! Духовные Учителя выше различий в одежде. Я ничего не теряю, если надеваю, скажем, шорты. Но для учениц видна большая разница между тем, когда они надевают сари, и тем, когда они надевают брюки или другую одежду. Даже пунджаби не сравнить с сари. Оно на втором месте по рангу, но его с сари не сравнить!

Когда ученицы надевают сари, в них входит столько божественных качеств! Когда вы их надеваете, вашей одухотворенности очень легко проявиться.

Официальный секретарь Нолини¹⁵

У меня была горячо любимая двоюродная сестра. Она меня очень любила. Ее звали Нирмала. Когда мне был год и три месяца, я впервые попал в Пондичерри. Нирмала принесла огромную жертву: она взяла на себя заботу обо мне, позволив моей матери побыть с Божественной Матерью. А уж я умел плакать! Вот так она меня любила.

Нирмала часто принималась отчитывать меня на улице. Почему это я не так причесан? По ее мнению, если ты сделал пробор определенным образом, то будешь гунда — хулиган. Она не разрешала мне делать пробор так, как делают только гунды. Такое было у нее понимание!

Нирмала проверяла, хорошо ли выглажены мои рубашки. По четвергам мы отдавали белье в стирку, а в воскресенье нам его возвращали. Но в прачечной работал мой брат Манту. Он забирал мою одежду каждый день и приносил ее чистой. В этом была его работа! Такой была его любовь ко мне.

Нирмала отчитывала меня за все на свете. Если мои сандалии не были начищены как надо, я получал от нее «благословения»!

Люди, которые в те дни ворчали на меня, так проявляли любовь и заботу обо мне. На самом деле они меня не ругали, а только показывали, как сильно они обо мне заботятся.

Нирмале не нравилось, что я в ашраме мою посуду. Она никак, ну никак не могла с этим смириться! Она просила меня сделать подарок Нолини, генеральному секретарю ашрама. После Матери и Шри Ауробиндо Нолини был первым — не по духовности их уровня, а по высоте опытов, по океанской широте знания, по мудрости. Тагор очень высоко его оценивал.

Прошел год. Я сказал своей двоюродной сестре:

— Мне нечего ему подарить.

На следующий год она опять сказала:

— Ты должен сделать ему подарок.

Я сказал:

— Да мне нечего дарить.

Она сказала:

— Подари хоть что-нибудь!

Нолини написал очень короткую статью о Матери Дурге. Чтобы угодить Нирмале, я изложил статью стихами. К этому времени я неплохо знал английский стихотворный размер. Я переписал статью белыми пятистопными стихами. Нирмала очень гордо понесла мое достижение Нолини.

На следующий день меня вызвали. В моей груди запорхали все бабочки мира! Я подумал: «О Боже!» Нолини был самым важным человеком в ашраме. Мы к нему и близко не подходили. Завидев его, мы поворачивали назад. Это была такая могучая, такая могучая личность! В его присутствии мы и рта не могли открыть.

Я стоял на пороге комнаты Нолини. Его ноги были на столе. Он читал весьма популярную газету “The Hindu”, которую ежедневно читал Шри Ауробиндо. Он заметил меня уголком глаза. Прошла минута, две минуты, три минуты, четыре минуты… Минут через пять у меня стало пропадать терпение.

Тут Нолини громко и мощно прочистил горло и сказал мне:

— Заходи!

Я зашел. Он повел меня в свои внутренние покои, в спальню. Там стоял шкаф с выдвижными ящиками — мы называли его алмирах. В нем было больше двухсот пятидесяти папок. Нолини сказал:

— Ты должен ознакомиться со всеми этими папками. В них много, много секретов ашрама, со времен задолго до твоего рождения. Никому ни слова! Сделай одну копию для меня, а вторую для себя.

Я сказал:

— Я сделаю две копии, обе для вас, и оставлю их здесь.

Мои сестры и братья, особенно сестры, были на седьмом Небе! Братья были очень рады, но представить себе масштаб гордости моих сестер было просто невозможно! Они были так счастливы, что меня взял помощником Нолини.

Нолини сказал:

— Ты мой официальный секретарь. Ты должен регулярно, каждый месяц переводить одну из моих статей на английский.

Он был большим ученым. Его литературное творчество стало вершиной бенгальской литературы. Он сказал:

— Чтобы сделать мне приятное, многие члены ашрама, люди с очень высокими учеными степенями, переводили мои работы на английский. Я не принял их переводов — я их отверг. Теперь переводить для меня каждый месяц будешь ты.

Вот как Нолини в меня верил! Когда я давал ему свой перевод, он никогда не сверял его со своей оригинальной работой.
Однажды я его спросил:

— Не хотите посмотреть оригинал?

Он ответил:

— Мне незачем видеть оригинал. Смотреть не хочу.

У него были статьи, написанные лет пятнадцать-двадцать тому назад, но, когда я давал ему перевод, он никогда не заглядывал в оригинал. Так это и повелось. Я стал его единственным секретарем.

Однажды к нам приехал член парламента Индии. В то время он был президентом парламента. Он и Нолини разговаривали. Я зашел взять свою пишущую машинку. Нолини меня остановил и сказал этому члену парламента:

— Чинмой — высшая инстанция по моим трудам.

Вот такую признательность я получил от Нолини!

Много лет спустя я работал в консульстве Индии в Нью-Йорке. Тот господин, который был президентом парламента Индии, приезжал в Америку. Кому же встречать его в аэропорту? Сам посол пребывал в нерешительности. Генеральный консул тоже не хотел его встречать. Они опасались, что, если тот не будет доволен, он по возвращении сообщит об этом премьер-министру и их уволят. Никто не хотел ехать в аэропорт встречать этого господина, ведь он был таким всесильным! Если бы они сделали что-то не так, то попали бы в неприятности. Но младший клерк сказал:

— Я готов. Если вы хотите, чтобы я поехал, я могу поехать за ним, потому что я его хорошо знаю.

Они не могли в это поверить! Они так обрадовались тому, что я отправился его встречать, у них просто гора с плеч свалилась. Он тоже хорошо меня знал.

Произведения Шри Ауробиндо на бенгальском языке¹⁶

Почерк на бенгальском у Шри Ауробиндо был замечательный! Он написал на превосходном бенгальском две книги: одну о своей жизни в тюрьме и одну о Колеснице Господа Вишну.

Когда ученики приезжали в ашрам на постоянное жительство, каждый получал книгу с его автографом. Какой у него был красивый почерк в то время! Мне досталась книга о жизни Шри Ауробиндо в тюрьме.

Одно время Шри Ауробиндо писал только по-английски. Он написал своим ученикам сотни писем. Двум ученикам он писал на бенгальском языке. Мриду была моей самой лучшей «мамой» в ашраме. Шри Ауробиндо писал ей по-бенгальски. В двенадцать лет она вышла замуж, а когда ей исполнилось тринадцать, Бог ее «благословил»: муж умер. Она получила от Шри Ауробиндо писем двести или даже больше. Нолини поручал мне сделать выборку из писем Шри Ауробиндо на бенгальском языке и перевести их на английский.

Учитель английского и учитель музыки¹⁷

Мне повезло: я мог заниматься в международном отделе библиотеки ашрама. Но учеба моя на два года прерывалась. Почему? Вечером мой учитель английского, который также учил и моего старшего брата, усаживал меня на свой стул, а сам садился на пол. Он много чего рассказывал мне о моем первом учителе музыки, который научил меня исполнять под фисгармонию двадцать с лишним песен.

Когда-то они были добрыми друзьями, но потом стали врагами. Мне пришлось согласиться на его просьбу или повеление: помогать им обмениваться их чудными точками зрения. И это длилось два года! Мне приходилось сидеть с учителем английского по полтора-два часа в день, и он меня не учил. Он говорил:

— Научишься, когда придет время. Сейчас тебе незачем беспокоиться.

Он относился ко мне со всей преданностью, и он массировал мне стопы, пока я выслушивал все, что он наговаривал о своем враге.

Вот что получается, когда друзья становятся врагами! У обоих было прекрасное образование. Мне в ту пору было лет восемнадцать-девятнадцать, а им перевалило за пятьдесят.

Учитель музыки не давал мне играть на своей фисгармонии, если ему казалось, что я передал его слова врагу не должным образом. Он с неделю не позволял мне играть на своей фисгармонии, говоря:

— Нет, ты не передал ему это так, как надо было!

Когда я стал известен в Америке, этот учитель музыки сказал:

— Я учил тебя играть на фисгармонии. Я учил тебя песням. Ты должен привезти мне из Калькутты самую лучшую фисгармонию!

Я дал ему денег на покупку самой лучшей фисгармонии.

Учитель английского относился ко мне очень ласково и преданно. Когда он состарился, повидаться с ним ходил мой брат. Учитель спросил:

— Как дела у Мадала?

— О, у него все хорошо. Хочешь винограда?

— Ладно, дай попробую.

Одну виноградину Читта положил ему в рот, после чего учитель английского произнес:

— Мадал.

Потом Читта дал ему вторую виноградину, третью. И каждый раз, когда Читта клал виноград ему в рот, он произносил мое имя. После пятой виноградины он умер.

Такова жизнь.

Они чувствовали что-то во мне¹⁸

Когда я работал в консульстве Индии, генеральный консул С. К. Рой оказался уж таким проницательным! За много лет он и другие неплохо меня изучили. Иначе как бы он послал меня читать лекцию? У Ананды Мохана была степень магистра. Он был биографом Индиры Ганди. На то время он дал уже так много лекций об индуизме и культуре. И, когда генеральный консул получил одно определенное приглашение, все ожидали, что выступать будет Ананда Мохан. Но генеральный консул сказал:

— Нет, Ананда Мохан не пойдет. Пойдет Гхош.

Он был так во мне уверен!

Г-н Меротра сам читал лекции о буддизме. Ивонн, его секретарша с Ямайки в Вест-Индии, давала мне почитать его лекции. Он сказал, что мне нужно их просмотреть и внести поправки. И что он будет недоволен, если я буду ему лишь льстить и говорить, что они замечательные. Вот какой доброты был г-н Меротра!

Г-н Меротра дал мне работу. А когда я подавал на «грин-карту», как он обо мне написал! На беглом английском он объяснил, какой ценный вклад я могу внести в развитие Америки и Индии.

Это была одна сторона отношения ко мне в консульстве: доброта и сострадание.

С другой стороны, они что-то во мне чувствовали, они знали, что у меня в глазах.

Мои друзья в консульстве любили пошутить, но они также хорошо обо мне отзывались. Одна женщина, миссис Кутинху, была такая невысокая. Ее муж дружил с человеком, который стал моим учеником. Она всегда меня защищала, когда другие подшучивали! Они все очень-очень меня любили, в том числе г-н Рамамурти, Шиварам и другие.

Начальника моего отдела звали Кришан. Много лет спустя я давал концерт в Торонто. Я спустился со сцены, и кто-то пошел за мной. Это был тот господин. Он был намного выше меня. Он остановился передо мной и упал к моим стопам. Я его узнал и сказал:

— Что вы делаете? Что вы делаете? Вы были моим начальником!

Он ответил:

— Да, Гхош, мы вас знали, мы знали, кем вы были, но в те времена не могли припасть к вашим стопам.

Потом к моим стопам упала и его жена. Он знал, кем я был, когда я работал в консульстве, но в то время я был работником, а он начальником отдела.
Другой начальник был бенгалец по имени А. К. Мукерджи. Какой любовью он меня одаривал! Однажды он перед всеми сказал:

— Гхош не знает, как далеко он пойдет. Бог знает, только Бог знает, как далеко. Гхош ничего об этом не знает.

На его прощальном вечере было человек пятнадцать-шестнадцать. Они с женой пригласили своих очень близких друзей. Я никогда раньше не видел его жену. Мы все пришли туда, все работники. Перед другими его жена не складывала рук, но со мной она заговорила со сложенными руками. Затем она подала мне первому, раньше других, какую-то еду. Она слышала от мужа, кем я был. Подумать только — жена начальника отдела подошла ко мне со сложенными руками!

Г-н Меротра был добрейший человек. Его жена была сдержанной. Их дочь Апарна приходила в консульство только поплакать. Ей было годика три-четыре.

Когда г-ну Меротре пришла пора прощаться, мы пришли к ним домой на вечер. Всем подавала служанка. Спустя несколько лет г-н Меротра стал генеральным консулом в Калифорнии, и они пригласили меня к себе. Потом мы пошли в «Дипти Нивас», ученический ресторан. Они оба сидели ко мне лицом, и я написал замечательную картину, которую подарил им. Когда мы несколько лет спустя встретились с ними на Шри Ланке, жена г-на Меротры вела себя как моя сестра. Несомненно, они оба видели что-то в моих глазах, в моем лице, в моих движениях.

Из консульской библиотеки можно было брать за один раз только одну книгу. Книг там было много-много. Но мне библиотекарь давал каждую неделю по три-четыре книги или даже больше. Он говорил: «Нет правил без исключений». Он был гуджаратец. Ему хотелось, чтобы я стал его помощником, но это не сложилось.

Мне было не за что жаловаться на моих коллег в консульстве! Все они были очень добрые и очень сердечные люди. Двое охранников были такими сердечными и такими балагурами!

У г-на Рамамурти был друг (он недавно умер). Этот друг привел меня в Хиксвиллскую среднюю школу прочитать лекцию об индуизме. Я не мог поверить, как хорошо вели себя ученики этой средней школы! В Индии ученики-старшеклассники иногда славятся дурным поведением. Возможно, и здесь это тоже так.

У меня были в консульстве очень, очень хорошие друзья. В то время я жил в Бруклине, на Нью Утрехт авеню. На дорогу до консульства требовался час — мне надо было ехать на трех поездах.

Каждый месяц, когда мы получали зарплату, пятеро из нашего отдела ходили поесть в индийский ресторан. Мы чувствовали себя в тот день такими богачами!
Думаю, у меня была самая низкая зарплата. Но месяцев через шесть-семь работы в консульстве меня осенила необычная идея. В нашем отделе — виз и паспортов — нас было человек семь-восемь. Я обычно покупал мороженое или что-нибудь еще и угощал всех. Г-н Рамамурти может подтвердить, что это правда! И я вручал угощение лично каждому. Я делал так на первом или на втором году работы — раз в неделю угощал каждого чем-то вкусненьким. Такую я придумал сам себе работу. Это было по пятницам. Я помню!

Где я ел? Обед был через улицу, где старик продавал мороженое. Мне нравился сорт со вкусом кокоса. Иногда, когда я чувствовал себя богатым, я покупал воздушную кукурузу. Я обычно ел прямо возле нашего офиса. Потом я спускался по лестнице немного поболтать с Анандой Моханом и его начальником Нирмалом Сингхом. Этот начальник был так любезен! У него всегда находилось что сказать о моем индуизме, а у меня — о его сикхизме. Он так меня любил! Когда я туда заходил, он прекращал работать только ради того, чтобы дружески поболтать со мной. Ананда Мохан видел это. Его начальник был таким строгим с другими! Но когда там был я, исчезала вся его серьезность, и он разговаривал со мной только об индуизме и сикхизме.

Вот так мы и беседовали.

У меня так много интересных историй! Время от времени, когда я буду припоминать истории о своей работе в консульстве Индии, я буду вам их рассказывать.

Одного начальника отдела звали Менон. Он был из Южной Индии. Он очень-очень хорошо ко мне относился. Именно его я первым угощал своими лакомствами раз в неделю. Обычно я ходил на почту возле Блумингдейлс. В 4:00 я представал перед ним и говорил: «Сэр, я ухожу на почту». Он мне улыбался. Он был таким добрым, таким сердечным! Сейчас он живет в Нью-Йорке. Он говорит, что так меня любит и так мною восхищается, но что он не создан для духовности. Если он не заходит повидать меня, мы с г-ном Рамамурти можем в один из дней нагрянуть к нему. Каким он был добрым, каким сердечным!

В консульство Индии дважды приезжала Индира Ганди. В первый раз я там присутствовал, а во второй нет. Когда я был в Индии, умер отец моего дорогого брата-друга. Его жена так меня любила! Она подарила мне абсолютно новый пиджак в стиле Неру. Когда я приехал в Америку, то носил этот «пиджак Неру». Менон однажды увидел меня в нем и сказал:

— Слушай, Гхош, принеси завтра этот пиджак. Он мне понадобится! Я пойду на встречу с Индирой Ганди. Она будет мною довольна, если ты дашь мне поносить свой «пиджак Неру»

К счастью, у нас был один размер, так что я дал ему пиджак.

В консульстве у меня не было ни единого врага! Я им нравился, меня любили. Конечно, они считали меня необычным. Эта мысль приходила им на ум первым делом! Но они так меня любили!

Индиец знакомит меня с У Таном¹⁹

Много лет тому назад, когда я в аэропорту Мадраса готовился к посадке в самолет, прозвучало объявление о высоком человеке, помощнике Генерального Секретаря У Тана в Организации Объединенных Наций. Это был К.В. Нарасимхан. Когда он вышел из самолета, прилетевшего из Нью-Йорка, его увенчали гирляндой. Он был таким важным человеком! Один из моих учеников мне сказал:

— Через пять лет вас тоже будут встречать гирляндой.

Спустя пять лет, когда я отправился в аэропорт, перед посадкой в самолет ученики принесли гирлянду, и Савьясачи увенчал меня ею.

Я хотел встретиться с Генеральным Секретарем У Таном. Побеседовать со мной предварительно Генеральный Секретарь назначил г-на Нарасимхана. Тот поговорил со мной минут десять. Он дал мне высокую оценку. Генеральный Секретарь У Тан снова навел обо мне справки, и я снова получил высокую оценку. Обычно один индиец не очень склонен отзываться высоко о другом индийце, такая уж у нас традиция. Но Нарасимхан сказал обо мне Генеральному Секретарю столько хорошего!

На встречу с Генеральным Секретарем меня сопровождал Агни, наш пуэрториканский ученик. Фотографа не было, и Агни сделал один снимок. Это была наша первая беседа. Постепенно мы стали очень близкими друзьями.

Я и представить себе не мог, что буду поднимать Нарасимхана! Много лет спустя, когда я начинал поднимать людей, у нас не было такого электрического подъемника, какой есть сейчас. Тогда это была вручную собранная лестница. Нарасимхан был старым человеком, и у него так болели ноги! Но у него была такая любовь ко мне, что он все же взобрался по этой устарелой лестнице. Я не мог в это поверить! Он испытывал ко мне искреннюю любовь и уважение.

Нарасимхан служил двум Генеральным Секретарям: У Тану и Курту Вальдхайму. Он написал мемуары. Какую высокую и глубокую оценку он дал У Тану! Каким замечательным был У Тан во всем, что делал! Он весьма часто приглашал Нарасимхана на добрый ужин, просто поговорить. В отношении У Тана к Нарасимхану много раз проявлялись его большая любовь и забота!

Прощальные стихи в консульстве²⁰

Когда я работал в индийском консульстве, послом Индии в ООН был Р.К. Неру, двоюродный брат премьер-министра Неру. Говорили, что он хотел жениться на венгерской девушке, а его семья сказала:

— Нет-нет, не делай этого. Ведь ты из семьи браминов.

Он не послушал. В те дни наше консульство и миссия в ООН находились в одном здании. Однажды этот посол неожиданно нанес визит в консульство. Там было шесть-семь отделов. Он прошел по всем отделам и сказал только, как его разочаровали все работники. Он сказал, как нам повезло, что его срок истек, потому что он очень недоволен! Отдел виз и паспортов, отдел торговли и все прочие выслушали такое же серьезное заявление.

Прощальные вечера всегда проходили на втором этаже консульства. Я нашел кое-какую информацию о Р.К. Неру, когда он был послом Индии в США. Несмотря на то, что он «благословил» нас своей критикой, я написал о нем прощальные стихи. Я пошел к г-ну Меротре и сказал:

— Хочу показать вам стихотворение.

Г-ну Меротре оно очень понравилось! Как всегда, по его мнению, все, что бы я ни делал, было замечательно. Г-н Меротра был ведущим на вечере. Он выступил с прекрасной речью об этом после. Он так много о нем знал.

Там был особый микрофон. Перед ним стоишь и говоришь, и слышно людям со всего зала. Традиционный микрофон был не нужен. Я встал там и прочитал стихи. Посол был так тронут. Он был очень высокого роста, а жена у него совсем маленькая. По сравнению с ней и я казался вполне высоким. Перед множеством людей эта венгерская леди подняла руку и положила мне на плечо. Она спросила:

— Послушайте, Гхош, это ваше первое стихотворение?

Я ответил:

— Нет-нет, сестра. Я написал сотни стихов.

— На английском?

— Да. Мой родной язык бенгальский, но я также пишу и на английском.

— О! Какое прекрасное стихотворение! Какое прекрасное стихотворение!

Перед сотнями людей она благословляла мое плечо и так хорошо говорила. Это был мой первый опыт выступления со стихами в консульстве.

Затем вышел Б.Н. Чакраварти — бенгалец очень высокого роста. Он тоже был послом в ООН. Здание консульства и миссии ООН было совсем рядом с Центральным парком. Однажды днем этот посол читал в Центральном парке газету. Я думаю, это Шиварам сказал мне:

— Он бенгалец, и ты бенгалец. Он будет тебе рад. Можно ведь подойти и поздороваться.

Я немало стеснялся и колебался, ведь я был младшим служащим, а он был такой большой человек! Я подошел к нему. Когда я сказал:

— Сэр, — он отложил газету.

— Чего вы хотите? — спросил он по-английски.

Я назвал ему свое имя и сказал что-то еще.

— Откуда вы приехали? Где родились?

Я ответил:

— В Читтагонге.

Он так расстроился!

— Читтагонг? Да в Читтагонге, в варварской лечебнице умерла моя мать! В Читтагонге поселился мой отец, так что я там был. Мать умерла в Читтагонгской больнице, ее там вовсе не лечили.

На этом наш разговор закончился! Его мать умерла от той же болезни, что и моя мать: от зоба. В Америке людей излечивают от нее повседневно. Это такая простая болезнь, она вызывается недостатком йода. Его мать умерла от этой болезни в Читтагонге.

Несколько месяцев спустя состоялся его прощальный вечер, в том же помещении на втором этаже. Хотя он расстроился, когда я упомянул Читтагонг, я нашел его автобиографию и написал о нем стихи. На прощальном вечере был один главный оратор, а потом выступили несколько других с хвалебными словами о нем.

Я прочитал свои стихи. Когда я закончил читать, у него по щекам катились слезы. Прямо перед всеми он положил мне на плечи руки. У него не было слов, только слезы. Таким был Б.Н. Чакраварти, чистокровный бенгалец.

Следующим был наш генеральный консул С.К. Рой. Он был очень любезным, умным и элегантным. Я так много раз рассказывал об одном случае. Он выходил из лифта, а я собирался войти. Увидев его, я убежал. В те дни я бегал, а не ходил! Он вышел из лифта и воскликнул: «Гхош, Гхош! Я что, тигр? Или змея? Заходите!» Он велел мне войти. Он поднимался на один этаж, а я на другой.

Он был женат на мусульманке, хорошо образованной, воспитанной, всегда со вкусом одетой и очень-очень хорошей женщине. Обе семьи были категорически против этого брака, но они не послушали родителей. Лет через десять-двенадцать его индусская семья приняла мусульманскую девушку, но ее семья к этому так и не пришла, хотя С.К. Рой стал послом и губернатором Ассама.

Перед прощальным вечером у С.К. Роя умерла мать. Я пришел в субботу в консульство, а один из охранников мне сказал:

— Гхош, сегодня утром у генерального консула умерла мать.

Я ничего о ней не знал, но сел и написал стихи о матери и сыне. Я ждал, когда генеральный консул спустится вниз. Он появился примерно через час и, как обычно, спешил. Он не умел ходить — он только несся или бежал, громоподобно стуча подошвами, он спускался со второго этажа, чуть не пританцовывая. Он спустился и очень быстро прошел. Я окликнул его:

— Сэр, сэр!

Он повернулся, и я сказал:

— Сэр, я только что узнал о вашей матери, — и показал ему стихи на маленьком листочке. У него хлынули слезы, слезы, слезы. Он прочитал стихи и взял их с собой, одарив меня очень милой улыбкой.

Когда пришло время его прощального вечера, я написал о нем очень-очень хорошие стихи. Г-н Меротра растрогался. Собралось человек двести. Я читал свои стихи, и все слушали. Слезы, слезы! Индийцы умеют проливать слезы.

С.К. Рой хотел купить и взять с собой в Индию маленький катер, что-нибудь симпатичное. У него было три секретаря. Один из них обошел все отделы и сообщил работникам, что консул хочет катер и можно собирать деньги. Каждый давал в меру возможности или желания. Я до сих пор помню, что дал семьдесят долларов! Такие деньги для меня в те дни — это что-то! Я был младшим служащим, г-н Рамамурти был старше меня по рангу. Я дал семьдесят долларов. С. К. Рой был такой важный человек.

Дальше идут последние стихи — для моего дорогого Лакхана Меротры. Думаю, эти стихи сохранились. Сберечь другие мы не смогли. Эти стихи я прочитал очень красиво, даже скажу звучно, и с такой силой! Он заслуживал каждого слова.

Все это были прощальные вечера в консульстве Индии, в которых я участвовал. В те дни, как и сейчас, мне было совсем нетрудно написать стихи. Я родился поэтом и действительно писал стихи.

Вот вам летописи времен моей работы в консульстве Индии! Бог знает, сколько их еще.

Если показать чудо²¹

Когда я ходил на работу в консульство, я всегда носил костюм и галстук — всегда, всегда! Иногда я впадал в нищету. У меня был замечательный и сердечный друг по имени Артур Грегор. Он был поэт. Он был выше и плотнее меня, и он подарил мне два своих пальто. К несчастью, они были мне велики, и на одном из них справа была большая дыра. Они были мне не впору, но что поделаешь? Нужда свои законы пишет.

У Артура был Гуру из Южной Индии. Прежде он был инспектором полиции, а потом стал Гуру. Артур часто рассказывал нам истории о своем Гуру. Некоторые мне очень понравились.

Однажды я показал Артуру простенькое чудо. Артур как-то раз пригласил моего спонсора Сэмми и меня к себе помедитировать. Он жил всего через два-три дома от Сэмми, в том же квартале. Я пошел туда вечером. У Сэмми мы всегда медитировали при свете. Так делал Шри Ауробиндо. Шри Ауробиндо всегда включал свет. У меня тоже выработалось такое отношение. Артур же любил свет выключать. Когда он рассказывал мне о своем Гуру, я оказывал его Гуру всяческое уважение. У меня до сих пор сохранилась эта привычка: искренне уважать всех Гуру, призывая Благословения Бога. Мне никогда не хотелось, чтобы человек потерял веру в своего Учителя. Так что я отзывался очень высоко о Гуру Артура.

Верите или нет, произошло чудо. Мы медитировали с выключенным светом. Когда медитация закончилась, я сказал Артуру:

— Позади тебя стояла очень-очень худенькая женщина и благословляла тебя. Я спросил ее, кто она. Она ответила, что твоя духовная мать. Потом я снова ее спросил: «Скажите, пожалуйста, как вас зовут?» Она ответила: «Анупама». Худенькая женщина назвалась твоей божественной матерью, и зовут ее Анупама.

Артур воскликнул:

— Откуда ты знаешь?

Я ответил:

— Я и не знал. Я не думал о твоей божественной матери. Поверь, я даже не думал о твоем Гуру, хотя сегодня день его рождения. Я думал только о своем Учителе, Шри Ауробиндо.

Был день рождения его Гуру, но кто появился? Жена Гуру! Это была очень-очень худенькая, темнокожая женщина из Южной Индии.

Этот опыт изменил отношение Артура. После этого он подарил мне два прекрасных пиджака, как раз моего размера! Они были не слишком теплыми, но и не очень легкими. Вот какое отношение можно заслужить, если показать небольшое чудо!

Таким был Артур Грегор. Он уже умер.

Сколько же историй я могу рассказать!

Спасен индийским послом²²

Когда я впервые планировал поехать во Францию, мы стали наводить справки в консульстве Франции. У меня все еще был дипломатический паспорт, потому что я раньше работал в консульстве Индии. Чиновники в консульстве сказали:

— У вас есть дипломатический паспорт? Нет-нет, виза вам не нужна.

Мне два или три раза сказали, что виза не нужна.

Когда я приехал во Францию, один служащий сказал:

— Вам нужна виза! Вы не сможете въехать в страну.

Я ответил:

— Я работаю в консульстве Индии. Я делал запрос, и мне сказали, что мне не нужна виза.

Он сказал:

— Нет, вам дали неверную информацию.

«Что же мне теперь делать?» — подумал я. Я был один, и мне пришлось добиваться решения вопроса совсем одному. Я спросил служащего:

— Что же мне делать?

Он сказал:

— Вам нужно разрешение. Если вы получите разрешение от посла Индии в США, тогда мы позволим вам въезд.

Я даже не знал, кто был послом в это время! Это не был Р.К. Неру. Человек, который устроил мне эти неприятности, набрал номер, и трубку сняла секретарь посла. Я говорил с ней по-английски. Она спросила:

— Ваше имя?

Я сказал:

— Чинмой Кумар Гхош.

— О, вы бенгалец, бенгалец, бенгалец! Посол тоже бенгалец! Вы сможете поговорить с ним по-бенгальски?

Я сказал:

— Конечно! Я же бенгалец!

Посол подошел к телефону, и я заговорил с ним на прекрасном бенгальском. Я ему сказал:

— Произошло вот что. В Нью-Йорке сказали, что мне не нужна виза, а теперь здесь мне не позволяют въехать в страну.

Посол сразу поговорил с человеком, который меня не пропускал. Что было дальше? Этот служащий, что не позволял мне въехать в страну, сказал: — О, да у вас неправильно завязан галстук! Позвольте мне его вам поправить!

И он стал поправлять мне галстук с такой любовью! Он делал это очень любезно и сердечно, потому что я повязал его неправильно!

Эти так называемые невероятные рассказы правдивы на сто процентов!

Покупки на Мэдисон-авеню²³

Когда я работал в консульстве Индии, у меня было три-четыре галстука. На Мэдисон-авеню — не на Пятой авеню — были магазины, в которых продавались галстуки. В одном магазине указывалась одна цена на все, но стоило зайти что-нибудь купить — и вместо снижения цены они ее увеличивали!

Я сказал:

— Цена должна быть ниже!

Продавец в магазине сказал:

— Нет, нет, нет и нет! Мы забыли ее поменять.

Они нашли во мне простака, поэтому цену подняли, а не снизили.

В другой раз я отправился в магазин покупать магнитофон. Владелец магазина продавал его по определенной цене, но потом он вынул одну деталь и сказал:

— О, я забыл вам сказать: она продается отдельно. За нее нужна доплата.

Сначала он был готов продать по одной цене, а потом заявил, что забыл взять с меня доплату за что-то. Он вынул одну деталь — батарею или что-то еще. Он проделал это дважды! Тут я сказал:

— Я не собираюсь это покупать.

Тогда он вернулся к исходной цене за все вместе.

Как беспомощно я выглядел! Он что-то вынул и сказал, что это не входит в стоимость и что мне надо за это доплатить. А когда я сказал, что не возьму этого, он вернул деталь назад и сказал:

— Берите это, берите!

Зима была невыносимой!²⁴

Когда я приехал в Америку, у меня не было теплого пальто. Иногда я надевал свитер. Это была моя первая зима. Я никогда в жизни не видел снега. В те дни наметало такие высокие сугробы! Сейчас снега так много не бывает, но в 1964 и 1965 году его было предостаточно. Я радовался этому, но было очень холодно!

В Америку из ашрама приехал человек с больной ногой. Он приехал сюда на операцию, и, к счастью, она прошла очень удачно. Он жил в Нью-Джерси, и я отправился туда повидать его. Мы очень хорошо относились друг к другу. Мы дружили, когда я жил в Пондичерри, но, вернувшись из Америки домой, он, как мне стало известно, стал высказываться обо мне критически.

В тот день, когда я навещал его в Нью-Джерси, на мне не было зимнего пальто. Я стоял на автобусной остановке около одиннадцати ночи, чтобы уехать домой. Был сильный мороз. Живя в Пондичерри, где всегда жара, такого холода я себе и вообразить не мог! У меня так сильно замерзли ноги! Меня трясло, даже когда я вернулся домой.

Когда я стоял и ждал автобус, мела сильнейшая метель! Никогда не забуду этот случай. Все мои проблемы начались у дерева. Я очень сильно упал, поскользнувшись на снегу. После этого и начались все беды. Тогда у меня не было учеников-врачей — их в моей жизни еще и в проекте не было! Я так сильно, так сильно страдал. Пойти к врачу у меня не было денег, у меня вообще ничего не было. Я промучился около двух лет.

Мне нужно было поехать в Канаду. В самолете я не мог из-за боли нормально сидеть, меня всего перекосило. В Канаде со мной разговаривала Гарияси, и я тоже говорил. Я стоял у стены. Я не решился сказать ей о том, как сильно мучаюсь. Мы говорили с глазу на глаз, но я стоял, опираясь о стену. Тело меня не слушалось. Я не мог нормально сидеть. Такая боль! Временами было больно вдыхать, и выдыхать тоже было больно. Что было делать? Вот так я мучился с тех пор, как свалился под деревом.

Зима была невыносимой, невыносимой!

Спустя пять лет я поехал в Индию. Представляете, этот человек пригласил меня зайти повидаться! Я не стал опускаться до его уровня. Я его пожалел и не стал напоминать, что он меня критиковал. Он прислал слугу, чтобы тот проводил меня до его дома, и я благополучно отправился его навестить. Потом он мне сказал:

— Вернувшись в ашрам из поездки в Америку, я рассказывал о тебе так много хорошего!

На мой день рождения Мать обычно посылала мне очень-очень красивую открытку. Думаю, это на следующий после моего падения год она послала мне открытку, написанную ею по-французски: «? Chinmoy, avec mes b?n?dictions»6. Она написала это красивым почерком. Еще она написала: «Чинмой, моя любовь и я будем с тобой, где бы ты ни был». Не «мое сердце», но «моя любовь и я всегда будем с тобой, где бы ты ни был».

Гринвич-Виллидж²⁵

Когда я в апреле 1964 года вышел из самолета в Нью-Йорке, было вовсе не холодно. Мой спонсор, его близкий друг и мой второй спонсор ждали меня. Я вышел из иммиграционной зоны, оглядываясь по сторонам. Я не знал, куда идти. Один индиец сразу же понял, что за беспомощный я человек. Он спросил:

— У вас трудности, не так ли?

Я ответил:

— Нет, никаких трудностей.

— Нет, я же вижу, что у вас трудности. Кто вас встречает?

Я сказал:

— Меня ждут мои спонсоры.

Индиец видел лишь, что я оглядываюсь по сторонам в поисках выхода. Он любезно привел меня прямо к спонсорам. Это был мой первый опыт в Америке!

Мои спонсоры были очень-очень рады. Они жили в Гринвич-Виллидж, и они предоставили мне для жилья свою гостиную. Рано утром, очень рано я смотрел на их статую Господа Будды. Она была такой огромной! Я каждое утро медитировал, сидя на диване.

Я так много беседовал с этой статуей Господа Будды! У нас появилась такая дружба и единство! Сейчас они забрали эту статую в Матагири в Вудстоке.

Матагири — это их алтарь. Они содержат его в прекрасном порядке. Что я делал каждый раз, приезжая навестить Сэмми и Эрика в Вудстоке? К концу нашей длинной-предлинной беседы я ходил поклониться Господу Будде. И каждый раз я оставлял Господу Будде тысячу долларов в конверте. А еще я привозил им продуктов долларов на триста. Виноя заносил продукты пакет за пакетом и клал их на кухонный стол.

Однажды я вызвал для своего спонсора неудобства. Говорят, что в Гринвич-Виллидж всегда день. Там не бывает ночи, там сплошь день. В три утра открыты все магазины! В такой час я вышел из дома. Когда я вернулся, то громко заскрипел дверью. Мой спонсор спросил:

— Что вы делаете?

Я ответил:

— Там такое освещение, что я вышел на улицу. Магазины все открыты.

— Ой, не делайте этого, не делайте! На улицах в Гринвич-Виллидж столько подонков!

А я-то вышел и с удовольствием все это рассматривал, потому что повсюду было светло как днем и все магазины были открыты. Такое у меня было приключение в Гринвич-Виллидж!

Со мной случилась еще и другая забавная история. Народ на улице продавал свои картины. Я ходил и разглядывал, мне нравились эти работы. Один человек проникся ко мне симпатией и спросил:

— Где вы живете?

Я сказал:

— Да здесь, неподалеку.

— Какой у вас номер телефона?

Я был так глуп! Я дал ему номер телефона Сэмми. Я так радовался и гордился, что запомнил его номер! Вернувшись домой, я сказал Сэмми:

— Я дал художнику ваш номер телефона.

— О нет! Никогда не давайте мой номер телефона!

Такое второе приключение было у меня в те ранние годы. У меня так много забавных-презабавных историй!

Однажды я отправился в Вашингтон Сквер Парк. Я увидел, что кто-то свистит в свисток. Я решил, что что-то случилось. Я смотрел и смотрел, потом подумал: «Сейчас придет полиция». Я нетерпеливо глядел и глядел в надежде понять, что случилось. Почему этот мужчина перед отелем свистел в свисток? Что-то же случилось! Тут подъехало такси. Что это значит? Я-то думал, что тот человек вызывает полицейского. Вместо этого подъехало такси. Кто-то сел в него и уехал.

Все это действительно было в моей жизни!

Сейчас мне нужно подняться к наивысшему²⁶

У сестры одного из наших самых старых американских учеников был американский Гуру. Она была у него любимой ученицей. Затем все пошло не так, и она оставила его путь. Она нарисовала два-три моих портрета. Они были превосходны, превосходны!

Однажды мы с этим учеником и его сестрой поехали в Вудсток. С нами были Сэмми и Эрик. Мы зашли в маленький ресторанчик. Возле дверей был небольшой бассейн. Мы присели, и они как-то узнали, что Гуру сестры тоже здесь. Они встали и сказали:

— Пойдемте, пойдемте.

Сэмми сказал мне:

— Мы представим вас ему.

Я ответил:

— Нет-нет-нет, я же не Гуру.

Тогда я не знал, что этот человек был Гуру сестры моего ученика.

Сэмми представил меня, и мы пожали руки. Увы, увы, увы! На меня набросилось столько сил! Сэмми, Эрик и кто-то еще обменивались с ним рукопожатием, и с ними ничего не случилось, ничего! Я был так беззащитно восприимчив. Я подумал: «Как же это?»

У нас совсем не было с собой бумаги. Я взял салфетку, и мы одолжили простой карандаш — в ашраме я славился работой с карандашами! На салфетке я написал два возвышенных стихотворения. Они оба называются «Всевышний».7 Я в них что-то утверждаю, мой Всевышний говорит «Нет», а под конец соглашается. Тот Гуру тащил меня вниз, и я сказал себе: «Сейчас мне нужно подняться к Наивысшему». Я поднялся к Наивысшему, и в этих стихах я разговариваю со Всевышним. У нас беседа один на один. Эти стихи не плод моего воображения. Это мои непосредственные беседы лицом к лицу с моим Господом Всевышним.

27. ²⁷

ВСЕВЫШНИЙ
— Отец, я Увидел.
— Нет.
— Отец, я Познал.
— Нет.
— Отец, я Почувствовал.
— Нет.
— Отец, я Стал.
— Нет.
— Отец, Я ЕСТЬ.
— Да.

ВСЕВЫШНИЙ
— Отец, Ты Милость.
— Нет.
— Отец, Ты Закон.
— Нет.
— Отец, Ты Рождение
И Смерть Творения.
— Нет.
— Отец, ты Дитя
Своей МЕЧТЫ.
— Да.

Это мои высочайшие опыты. Выучите, выучите их наизусть! Эти стихи, а к ним мое «Откровение», «Бессмертие» и некоторые другие, пожалуйста, выучите. Вам надо выучить наизусть минимум десять-двадцать стихов. Вы получите от этого огромную радость, огромную радость.

Я выучил наизусть немало стихов Шри Ауробиндо. Самыми любимыми у меня стихами были два: «Приглашение» — «С ураганом, бушующим вокруг меня» и «Кто» — «В синеве небес, в зелени лесов…» Эти два стихотворения Шри Ауробиндо невозможно переоценить.

Когда ваша любовь безгранична²⁸

Я много раз рассказывал эту историю или ее части. Теперь мне захотелось, чтобы она вышла в книге.

У моей мамы было две сестры. Они были младше нее. Самая младшая умерла, оставив двоих сыновей. Ее муж умер еще раньше. Сыновья были подростками, когда она оставила тело. У нас в семье все любили этих двух братьев. Они были очень-очень близки нашей семье.

Старший брат, герой этого рассказа, по возрасту был между моими братьями Хридаем и Читтой. Его прозвали Кудха. Кудха означает «голод». Он занялся политикой и стал революционером. Естественно, его арестовали, и он отсидел год в тюрьме. Думаю, мне было тогда года два. В тот день, когда его освобождали, он подумал обо мне. Я был младшим в семье. Он надел костюм и галстук. Потом он спрятал маленького забавного зверька для меня: положил его себе на голову, а сверху надел шляпу. Из хорошенького же места он его забрал — из тюрьмы! Затем, очень довольный, он отправился к нам.

Младший брат Кудхи, которого звали Бхута, был сама невинность. Он был такой хороший! Он мог спрыгнуть с самой высокой крыши, и с ним ничего не случалось, абсолютно ничего.

Кудха очень любил каждого без исключения члена нашей семьи, и наша семья тоже его очень любила. Его горячо любили мои родители.

Другая сестра моей матери была старше матери Кудхи. Она тоже любила Кудху. Эта моя тетя, дожившая до ста четырех лет, спрашивала меня только об одном, когда я ее навещал. Сначала она хватала мои руки и клала их себе на голову, а потом говорила:

— Отец, когда я умру? Когда я умру?

Я отвечал:

— Ну, как я могу сказать, когда вы умрете?

По счастью, во время одного моего приезда в Пондичерри я отправился навестить ее вечером примерно в полвосьмого и, как обычно, благословил ее. Она прочитала мне три своих стихотворения. Никто не мог разобрать ни слова! Она всегда хвастала, что за всю жизнь написала восемь или десять стихотворений. И около двух часов утра она ушла. Думаю, она ждала моего благословения.

Эта тетя очень-очень любила нашу семью. У нее был весьма богатый муж. Потом он умер. Пушпита, которой я в первый раз показал свою оккультную силу, была одной из ее дочерей. Она захотела по-дружески пнуть меня ногой! Я рассказывал всю эту историю. Держась за трубу, она подняла одну ногу, а потом не смогла опустить ее вниз. Хотя она очень-очень меня любила, она меня не узнала, когда я сидел с ней полчаса на нашей последней встрече.

Спустя три недели она захотела узнать, почему я не высылаю ей фотографию с нашей встречи! Она не разговаривала, была в коме, а потом вспомнила меня. Она была очень-очень доброй и очень-очень нежной. Умерла она в возрасте девяноста четырех лет.

Возвращаюсь к рассказу о Кудхе. Он был бездельником. Он не мог удержаться ни на какой работе более трех месяцев. Куда бы он ни устраивался, его увольняли, увольняли, увольняли! Вот такой он был подарок. Эта моя тетя, которая умерла в сто четыре года, относилась к нему с нежностью и состраданием.

Не сказать, что Кудха был не в своем уме. Он был вполне нормальным. Он ходил в колледж, но был революционером! Если человеку нравится, что называется, проказничать, что тут поделаешь? Иногда ему в голову приходило озорство, и он чего только не вытворял.

У нас в семье Хридай заявил: «Не вступаю в брак», Читта заявил: «Не вступаю в брак», и Арпита объявила: «Не вступаю в брак». Другие в то время были еще совсем молоды. Но Кудха согласился на брак. Вся семья была на седьмом Небе от восторга, что он согласился жениться.

Наконец пришла пора Кудхе жениться. Муж и жена были очень счастливы. Его жена — ее звали Джоти — была в семье абсолютным воплощением заботливости. Она готовила на всех. Хотя у нас был повар, она готовила сама.

Однажды Кудхa попросил у нашей тети большую сумму денег. Она сказала:

— Я не могу дать тебе такую сумму, но сколько-то дам.

Кудха рассчитывал на большее, поэтому он решил ее проучить! Было время праздника — Дурга-Пуджа. Все уезжали из города в деревню. Мой отец обычно каждый выходной приезжал в деревню, а в остальные дни недели он жил в городе. Поскольку это было время Дурга-Пуджи, охранники и другие работники нашего банка отправились по домам. Мой двоюродный брат Кудха вызвался охранять банк. Он вел себя так услужливо, так сердечно, так задушевно! Отец согласился на то, чтобы он остался и охранял банк.

Увы, ночью Кудха привел слесаря! Тот благополучно вскрыл сейф. Кудха знал, что принадлежало нашей семье, так что большую часть из этого он не тронул. Из того, что принадлежало нашей семье, он взял очень немного, но у нашей старенькой тети он забрал все ее украшения и все прочее, что она хранила в сейфе. Он забрал все это, чтобы ее наказать. Какой сострадательной она была к нему! Но он вот так ее наказал, забрав у нее все. У нашей семьи он взял совсем немного.

Мой двоюродный дед хотел подать на Кудху в суд, но отец сказал:

— Ох, нет, не могу, не могу! Я не могу отправить его под суд — он мне как сын. Если бы Хридай натворил такое, я бы никогда не отправил его под суд. Кудха не понесет наказания.

Жене Кудхи Джоти было так стыдно! Она плакала не переставая! Она вернулась в дом своих родителей. Мой отец относился к ней с такой добротой и любовью, но она сказала, что не смеет показываться нашей семье на глаза, и вернулась к своим родителям.

Тогда Кудха решил еще больше наказать нашу тетю. Деревня, в которой он жил, была в трех милях от нашего дома.8 Я ходил туда столько раз! Оттуда он пришел к дому моей тети плача, с сообщением о том, что моего отца ударило электрическим током и он умер. Кудха сказал, что тело отца увезли в нашу деревню. Кудха плакал и рыдал!

Когда моя тетя услышала это, она поверила Кудхе и отправилась к нам с воплями и рыданиями. Когда она прошла метров восемьсот, то увидела нашего семейного врача. Она его хорошо знала. Наш врач спросил:

— Почему вы плачете?

Она сказала:

— А вы не знаете, что случилось?

И она сообщила ему новость о моем отце.

Врач сказал:

— Нет, нет! Я только что видел его жену возле их дома, она читала.

Даже после этого тетя не поверила доктору. Она пришла к нашему дому, заливаясь слезами. Моя мама грелась на солнышке и читала не то Махабхарату, не то Рамаяну. Она это делала, когда я был маленьким. Когда мама хотела меня усыпить, она читала вслух, а когда ей казалось, что я заснул, переставала читать. Но я был таким проказником! Я только притворялся, что крепко сплю. Потом, когда она сама засыпала, я бежал в сад. У нас был очень большой сад, и оттуда я таскал манго и прочие фрукты. Спустя час мама просыпалась, а меня нигде нет. Наш знаменитый слуга по имени Кайлаш сам был проказником. Он был моим пособником!

Возвращаюсь к нашей истории. Когда тетя добралась до нашего дома, она была в истерике. Она накричала на мою мать. Почему это она не плачет? Мама не могла поверить в то, что она говорит.

В это время Кудха был метрах в пятидесяти от них. Он подошел к моей матери и тете и начал выламываться. Он заявил, что захотел проучить тетю, потому что она дала ему недостаточно денег. Ну что за человек!

Когда Кудха вышел из тюрьмы за свою революционную деятельность, он пробовал работать там и сям, но безуспешно. Тогда мой отец дал ему денег. Кудха хотел закупать всевозможные фрукты и продавать их, но и в этом не преуспел. Ему ни в чем не везло! Работать где-либо было ниже его достоинства.

Несмотря на его поведение, вся наша семья любила Кудху. Однажды к нему пришло вдохновение потанцевать. Он сходил в комнату моей сестры и взял у нее юбку, потом начал танцевать и насмешил всех до упаду. Все его любили.

Старший брат моей матери очень любил моего отца. Когда он узнал, что наш банк ограблен, он воскликнул:

— О Господи, на что ты теперь будешь жить? Как будешь кормить семью? Что ты будешь делать?

Отец ответил:

— У нас есть собственность, так много собственности! И деньги есть. У нас он почти ничего не украл.

Но старший брат мамы не поверил отцу. Он думал, что мы разорились в одночасье. Увы, увы, увы! Это было для него слишком тяжело — он совершил самоубийство. Мчался поезд. Люди плескали на него кипятком, чтобы остановить, но он не обращал внимания. Он прыгнул на рельсы под поезд и погиб. Такой была его судьба.

У этого моего дяди было три дочери. Одну дочь звали Шефали. В это время она жила у нас и знала, что случилось. Моя мать кричала и рыдала, чуть не кувыркалась от горя. Это было для нее слишком тяжело. А кто ее успокаивал? Моя двоюродная сестра Шефали. Умер ее собственный отец, а она успокаивала его сестру, раз мои сестры Лили и Арпита были тогда в Пондичерри. Так вот закончилась жизнь этого дяди.

Этот дядя по материнской линии очень любил моего отца. Он, как и мой отец, всегда приносил мне три одинаковых подарка. Что касалось меня, то первый я брал, а потом, если он мне, например, не нравился, выбрасывал. Второй я разбирал, потому что хотел посмотреть, как он устроен, — я его ломал!

Третий я оставлял.

У меня была двоюродная сестра, которая была младшей дочерью этого дяди по матери. Ее звали Дипали. Она была младше меня на два года. Однажды она ныла, выпрашивая золотую цепочку. Но семья не дарила ей настоящую золотую цепочку. Мне было тогда девять лет, а ей, наверное, лет семь. И я сказал:

— Я подарю тебе золотую цепочку.

Я сказал не «Когда я стану богатым», а «Когда я стану великим, я подарю ее тебе».

Все рассмеялись! Эта история канула в Лету. Много лет спустя я был в Америке. Она была замужем за каким-то очень богатым человеком, и у нее было трое или четверо детей. В то время она напомнила моей сестре Лили:

— Мадал обещал мне золотую цепочку! Он должен сдержать обещание!

Ей не нужен был мой подарок, но такова уж любовь. Я дал сестре денег, и она купила Дипали очень-очень красивое ожерелье.

А вот другой случай. Мой отец обычно курил сигареты, но в редких случаях он курил индийский кальян. Два дня в неделю, когда отец бывал дома, моя бедная мать не могла покурить. С вечера пятницы до субботнего утра она не решалась закурить. Она так уважала моего отца! Но она жевала бетель так часто, что губы у нее становились ярко-красными.

Этот мой дядя никогда не курил. Он просил и просил, он умолял моего отца бросить курить. Отец никогда его не слушал. Но потом, когда дядя совершил самоубийство, отец сказал:

— Ну, все!

Отец прожил еще года два. С того дня он никогда не курил — бросил. Он сказал:

— Я должен исполнить его просьбу.

Мне нравилось ходить в суд. Он располагался на вершине холма и назывался «Качари». Я ходил туда только затем, чтобы посмотреть на воров, закованных в кандалы. Меня разбирало любопытство: хотелось увидеть воров и то, как они себя ведут. Ну и привычка, ну и хобби!

Однажды, уже после того как умер отец, я отправился в суд, и кого я там увидел? Кудху! Он с волнением вцепился в меня и сказал:

— Скажи матери, что у меня нет денег. Я живу на одной картошке. Пожалуйста, скажи своей матери, пусть она передаст мне немного денег. Я живу на картошке!

Он был намного сильнее меня. Что я мог поделать? Я пошел и сказал матери. Мать рассердилась! Но ее гнев продолжался минуты три-четыре. Потом она заплакала, оттого что он без денег. Она спросила меня:

— Он сказал тебе, где живет?

Я ответил:

— Не сказал. Он только попросил передать тебе, чтобы ты послала ему немного денег.

Мать все плакала и плакала. У нас был слуга по имени Фани. Он жил в той же деревне, что и Кудха. Мать дала Фани денег для Кудхи.

Семья, семья, семья! Мы, бенгальцы, — сплошная любовь.

У моей тети была дочь по имени Виджали. Она жила в Патии, в пяти милях от нас. Муж у нее был очень мягким, очень заботливым человеком. Он был юристом и работал в суде. Однажды вечером, вернувшись из суда, он залез на дерево и сидел там до вечера. Он ни за что не хотел спускаться и чего только оттуда не творил. Он не спускался и все. Он чувствовал себя хорошо, но неожиданно повредился в рассудке. Наконец, ночью он спустился с дерева и залез в пруд. Там он утонул. Это тоже наша семейная история. Он был такой добрый, такой заботливый.

Так и шла жизнь нашей семьи. Связь с Кудхой я потерял, когда мы переехали в Пондичерри; делу конец.

Много-много лет спустя из Калькутты в общую больницу Пондичерри перевели молодого врача. Я в это время жил в Америке. Он откуда-то знал, что в ашраме живет вся наша семья. Однажды вечером он пришел к нам домой, где жила моя сестра, и стал звать:

— Бабушка, бабушка, бабушка!

Кто мог быть его бабушкой? Там была моя тетя. Он подошел к ней и обнял ее по-родственному, как бабушку. Моя тетя накричала на него, стала ругаться и стыдить его. Она сказала:

— Что это ты тут говоришь? Я тебе не бабушка!

Он сказал:

— Да, вы моя бабушка! — и доказал это. Он сказал, кто он такой. Тогда тетя обняла его как внука и полностью простила его отца Кудху. Раньше она поклялась, что никогда не простит Кудху за то, что он измучил нашу семью, особенно когда он солгал, что умер мой отец.

Каким негодником был Кудха! Но такова наша бенгальская жизнь: что бы человек ни сделал — если ты его любишь, то, окажись он даже негодяем, разлюбить очень трудно. Моя тетя очень привязалась к этому юноше. Раз в неделю он приходил к нам кушать. Потом, никого не предупредив, приехала его мать, несмотря на то, что на приезд в ашрам Шри Ауробиндо в Пондичерри надо было получить разрешение. Она приехала, и сын ей сказал, где наш дом.

Моя сестра Лили была очень рада повидаться! Произошло воссоединение семьи. Она провела у нас около двух месяцев.

А теперь конец истории. В последний раз я видел Кудху, когда мне было лет десять-одиннадцать. Его жена Джоти сказала, что он так меня любит! Он часто говорил: «Я всегда знал, что наш Мадал будет еще одной великой духовной личностью. Его Гуру был Ауробиндо Гхош». Кудха никогда не говорил «Шри Ауробиндо». Эти революционеры никогда не называли его Шри Ауробиндо, он был всегда Ауробиндо Гхош. Кудха часто упоминал об Ауробиндо Гхоше и Мадале и говорил, что видел мою высоту, когда я еще был ребенком, и многое другое. В то время у меня уже было немало учеников, так что он знал о моей жизни. Он говорил: «Ауробиндо Гхош и Мадал Гхош родом из одного места».

Откуда и куда привела эта история! Сын плута сумел примирить всю нашу семью. У Кудхи была такая дурная слава, но никто не потерял к нему ни капли любви. Вот такая у нас была семья.

Как радовать космических богов и богинь²⁹

Из всех Космических Богов легче всего порадовать Господа Шиву. Для этого нужен лишь один листок. Этот листок называется «тулси», что значит «преданность».

Моей славной «матери» Мриду в ашраме казалось, что мне необходимо больше преданности. Она была совсем маленького роста и очень тучная! Чтобы она каждый день в полдень могла положить лист тулси мне в рот, мне приходилось сильно нагибаться. Только после этого она чувствовала, что у меня появится преданность. Когда иной раз случалось, что мы не встречались, она отправлялась туда, где жила моя сестра, и ласково отчитывала нашу семью и говорила, какой я плохой. Вот так проявлялась ее любовь и забота обо мне!

Господа Шиву порадовать очень легко. Но если он рассердится, вам конец! Он откроет свой третий глаз, а потом один Бог знает, что он сделает. Его третий глаз обладает такой силой! Он может уничтожить весь мир. Но его разрушение творится ради нашего преобразования. Это нужно понимать.

Мать Кали за день или за час может даровать результаты, на получение которых в другом случае потребовалось бы лет двести-триста. Но и, с другой стороны, порадовать ее крайне, крайне, крайне трудно — крайне! Когда она бывает довольна, то можно сказать, что во мгновение ока даст вам все. Но порадовать ее — исключительно трудная задача.

Что касается Господа Вишну, тут всё происходит небыстро. Это такой медленный, медленный процесс. Аватар Господа Вишну — Шри Кришна. Он всегда улыбается, поет и танцует, но угодить ему вовсе не просто.

Мать Лакшми — это еще одна Богиня, порадовать которую займет много времени. Радовать ее — очень долгий процесс.

Не так легко порадовать и Мать Сарасвати. На это, опять же, требуется время.

Господь Ганеша может даровать вам осознание, но надо понимать, что это будет не высшее осознание Бога. Оно может означать, что, если у вас есть земное желание и немного устремления, он его исполнит. Но сначала ему надо молиться. Говорят, только потом, когда он будет доволен, вы сможете радовать других. Это очень медленный процесс.

Мать Дурга — еще одна Богиня, которую очень-очень трудно порадовать. Она очень строгая! Мать Кали — один из аспектов Матери Дурги. В нашей «Чанди» говорится о том, что, когда Дурге пришлось сражаться со всеми асурами, родилась Мать Кали. Ей очень трудно угодить, но, когда она довольна, она даст вам все. В высшем мире она золотая и такая прекрасная! Здесь, когда она сражается за нас в витальном мире, она темная, черная.

Будьте счастливы хотя бы по-своему³⁰

Ученики часто мне говорят или пишут: «Я пришел в мир сделать вас счастливым так, как ты того желаешь», но многие делают меня счастливым так, как того желают они. Однако некоторые все-таки радуют меня по-моему, божественным образом, как я хотел. Вы должны понимать, каков ваш уровень. Очень немногие из тысяч радуют меня по-моему. Остальным кажется, что они делают меня счастливым, что бы они ни делали.

Сейчас я говорю: будьте счастливы и оставайтесь счастливыми хотя бы по-своему. Хотя бы так вы сможете совершить крохотный прогресс. Если вы вообще не чувствуете себя счастливыми, что же я могу для вас сделать? Некоторые ученики рядом с Учителем, но даже тогда они несчастны. Чего я могу от них ожидать, и чего они могут ожидать от меня?

Пожалуйста, пойте эту песню со всей серьезностью и, пожалуйста, воспринимайте ее очень-очень серьезно. Это мое серьезное заявление и мое абсолютно искреннее чувство.

Твой образ действий — единственный, Твоя Воля — единственная³¹

[Шри Чинмой дал детской певческой группе, которую он сформировал в Рождественском путешествии, такую молитву:]

Мой Господь,
Я знаю,
Что никогда не смогу Тебя одурачить.
Мой Господь,
Пожалуйста, пожалуйста, не позволяй моему уму
Дурачить меня!
Мой Господь,
Прямо с этого мгновения
Я и вправду хочу, чтобы меня
Вело и направляло мое сердце.
Мой Господь,
Твой Образ Действий — единственный,
Твоя Воля — единственная.
Я пришел в мир,
Чтобы все время радовать Тебя
По-Твоему.
Пожалуйста, не позволяй мне,
Мой Господь,
Нарушить свое обещание!

[Затем он сделал такие замечания:]

Когда вам будет за пятьдесят, вы оцените эту молитву. Сегодня вы можете ее не оценить, потому что вы молоды. Но когда вам перевалит за пятьдесят, ваше сердце зальется слезами, если вы не радовали Бога, своего настоящего Учителя, так, как Он Сам того хотел. Если вы радуете, продолжайте радовать. Если не радуете, начинайте радовать!

Некоторые люди дурачат себя сами. Они считают, что совершают в своей духовной жизни невероятный прогресс молитвами, медитациями, любовью, преданностью и отречением. Это может оказаться совершенно неверно! А некоторые люди считают себя безнадежными и никчемными: и молитвы у них-де плохи, и медитации хуже, чем у других, и любовь, преданность и отречение у них упали. Это не от скромности, а потому что они действительно так чувствуют. Но, может быть, именно они и совершают прогресс! Кто же тут виновник? В обоих случаях это ум.

Людям из первой группы ум говорит: «Ты великолепен, ты все делаешь замечательно». Другой группе ум говорит: «Ты просто-напросто никчемен». Ум вас или дурачит, или портит вам жизнь. Но если вы прислушаетесь к сердцу, оно всегда даст вам верное послание. Если у вас все ладится, сердце скажет: «Да, у тебя все идет хорошо». И сердце же вам подскажет, если что-то не так.

Никогда не считайте ум начальником, говорю это всем! В этот момент вы, может быть, совершаете абсолютно правильный поступок, но ум говорит: «Ты поступаешь неверно». А когда вы поступаете абсолютно неверно, ум может сказать, что вы поступаете правильно. Сомневающийся ум вечно пытается испортить нам жизнь, дурача нас. О сомневающемся уме надо забыть! А любящее сердце всегда проявляет к нам доброту, сострадание и единство.

Давайте всегда и обо всем в жизни спрашивать свое сердце: «Я говорю правильно? Я поступаю правильно? Ты довольно мною? Пожалуйста, направляй меня». Сердце никогда нас не подведет — никогда, — потому что оно всегда в согласии с Богом.