что-нибудь, чтобы отвлечь его. Они лишат его мудрости.
Последний раз, возвращаясь из Европы, я летел первым классом. В девяносто девяти случаях из ста я путешествую в экономическом классе, но на сей раз
я оказался в первом. Я сидел очень близко от пилота, и дверь кабины почти все время оставалась открытой, так что я мог его видеть. Через два часаполета пилот с одной из стюардесс завели, скажем так, роман. Эта девушка пришла к нему и начала с ним болтать, гладить его по голове и растирать
его. Чего только она не делала. Я был просто поражен. Дошло до того, что я уже собирался вслух сказать пилоту, что нельзя заниматься такими вещами,когда ведешь самолет. Возле меня сидел один джентльмен, а рядом с ним — еще два или три человека. Все видели, что те творили. Мне не понадобился и
третий глаз. Мне не пришлось закрывать глаза, чтобы видеть внутренне, но пока мы там сидели, я молился. Я думал, что человек рядом со мнойсобирается что-то предпринять. Там было так много людей, и все видели это своими собственными глазами. На борту самолета было двести пассажиров, но
пилот и стюардесса не придавали нашей жизни никакого значения.Потом принесли еду. Она подала ему, и я не расслышал, что она сказала, но вся еда упала и рассыпалась по полу. Она улыбалась, и он улыбался. Ей не
было досадно, ему не было досадно — никакого раздражения, ничего. Если это не любовная история, что же тогда любовная история? Они все делали таклегкомысленно. Он был главным пилотом, и мы возвращались из Европы межконтинентальным рейсом. Так чью жизнь они подвергали опасности? Разве то, что
они делали, не было отсутствием концентрации со стороны этой девушки и главного пилота? Речь шла о судьбе двухсот человек в самолете.Когда я давал лекцию в Фармингдейле, Нью-Йорк, там была девушка, которая служила на самолете. Она приходила к нам в Центр три-четыре раза. Но потом
она перестала ходить и прислала мне записку. Она написала: "Нужно быть искренним с собой. Жизнь, которую мы ведем, даже на борту самолета,противоречит Вашей философии, поэтому я не могу приходить". Я сказал себе: "Я очень счастлив. Оставайся в своей жизни. Не приходи в мой Центр".
Так что иногда злые силы могут лишить нас концентрации. Иногда свершается судьба, а иногда мы оказываемся отданными на милость своих так называемых
помощников. Предположим, мы едем в такси. Мы полностью доверяем водителю такси, но как только он видит другого водителя, ему непременно нужнонаговорить ему столько невыносимых вещей. Его английский невыносим! Ну что тут поделаешь? Если слушать его, то сойдешь с ума. Поэтому вы входите в
транс, а он все говорит и говорит. Четыре-пять лет тому назад я обычно ездил на такси и от водителей научился этому языку. Я говорил: "У них такаяжизнь". Один водитель такси может подъехать к другому, и им непременно нужно будет пообщаться. И где же в это время его концентрация? Она всецело
находится в грубом физическом. Он может считать себя опытным водителем, но он уже открылся неким злым силам, очень небожественным силам. Он, можетбыть, и профессионал, но если я нахожусь в машине, а он внезапно ошибается, моей жизни приходит конец. Я в его власти. Водителю такси положено
доставить нас к месту назначения, и поэтому мы должны верить ему. Но тут на него нападают какие-то злые силы, и вот он уже в другом мире. Но я-то должен остаться в этом мире. В это время меня могут спасти только молитва, концентрация и медитация.From:Шри Чинмой,Оккультизм и мистицизм, Центр Шри Чинмоя, Москва, 2003
Источник: https://ru.srichinmoylibrary.com/om